Я увидел ее первый раз на переходе, возле нашего дома. Не сказать, что она мне понравилась. Золотистые волосы, сама белокожая, бледная, на лицо ничего особенного, и симпатичнее здесь встречаются. Стоит с растерянным лицом, дорогу перейти боится, привыкла, наверное, в лимузинах разъезжать. Машины, мотоциклы снуют мимо, для нее зеленый горит, а водителям все равно, никто не остановится. Пожалел я ее, за руку тронул, кивнул, мол следуйте за мной, она сначала затравленно посмотрела, наверное, уже плакать собиралась, а потом улыбнулась мне, хорошо, по-доброму.
Малыш Мин Луи никогда не видел море. Вообще-то, Мин Луи уже исполнилось двадцать лет, но он так и не вырос после школы и был по росту самым маленьким на заводе, не считая девушек, конечно. Мин Луи было обидно: его напарник и сосед по комнате был выше него на каких-то пару сантиметров, а ботинки носил даже меньшего размера, но острого на язык Линг Вана никто и не подумывал называть Малоножкой или еще как-нибудь.
В детстве я больше всего любила ездить в поездах. Мне нравилось лежать на верхней полке и смотреть в окно, так, чтобы ветер обдувал лицо. Хотелось пить чай из тонких стеклянных стаканов в металлических подстаканниках и слушать, как стучат колёса.
Мне исполнилось одиннадцать лет, и по послевоенным меркам я считался взрослым.
В село, где была наша школа, и до войны жило больше пяти тысяч человек, с войны вернулось всего около десятка мужчин.
Я училась в четвертом классе, когда умерла моя бабушка - отцовская мать.
Это была первая смерть в моей жизни, и, хотя между нами не было большой привязанности, она меня потрясла.
В то солнечное, морозное октябрьское утро меня разбудила старшая сестра: «Даша, вставай, бабушка умерла». Я быстро вскочила с постели, как солдат-первогодок и, замирая от ужаса, спросила: «А папа плачет?».
“Отец, она меня с этой куклой, как у Лизы Корзинкиной, замучала. В нашем «Детском Мире» смотрела, вообще ничего нет. Придётся в Москву ехать” - я прислушиваюсь к маминому голосу в соседней комнате. Москва… Она представляется мне кем-то вроде Лизкиного дедушки, который дарит подруге красивых немецких кукол, гольфы с помпонами, переводилки. Там цирк, зоопарк, ВДНХ, «Парк Горького» и трамваи...
Я проснулась от грохота на кухне. Повертелась на неудобном сундуке, куда меня положили спать из-за приезда старшего брата, услышала шорох и голос Федора: «Не разбудил ли я малую?” Тонкая полоска света от керосинки задрожала на полу. Я зажмурила глаза. С печки доносился бабушкин храп. Мама вышла, несколько секунд постояла рядом со мной, подоткнула одеяло и вернулась к брату, не плотно прикрыв рассохшуюся дверь: «Спит, набегалась. Господи, как она вокруг тебя вьется, за отца тебя принимает, так жалко ее, вы-то хоть отца помнить будете, а ей некого папой назвать».
(Прозаическое произведение)
Простолюдин пролетарского происхождения Прохор Прошкин прослыл пропойцей. Профессия прокатчика профилей противоречила прожектам Прохора. Продолжая прогуливать, пробавлялся продажей проводов. Прокололся, пронося проволоку – продукцию производства. В проходной, проверяя пропуск, просекли: протокол, процесс. Профсоюз просил простить противоправные проступки прогульщика, прокурор проигнорировал просьбу. Прошкин просидел продолжительный промежуток, прорубая просеки.
Встань за веру русская земля!
30 лет я прослужил в армии. Тысячи раз маршировал под звуки марша "Прощание славянки", но каждый раз эта музыка проходила морозом по коже, возвышала и вела вперед. С ней шагалось бодро, эйфорично, празднично. И сейчас я вздрагиваю и останавливаюсь, если слышу бессмертную музыку.... Мистическая музыка...
Новые комментарии