Рассказ

     Полковника Лежнева сослуживцы не любили за его излишний педантизм и служебное рвение. Он, всегда аккуратный, немногословный, вечно занятый какой-то, как всегда, очень срочной и архиважной работой, словно был ходячим укором всем тем, для кого служба сводилась к постоянным перекурам да бесконечным попойкам шумной компанией, во время которых, между делом, невзначай, в перерыве между очередной армейской байкой и сальным анекдотом, как правило, и решались все служебные вопросы в штабе округа.

     В это бесцветное, полинявшее под непосильным гнетом тяжеленных, точно гигантские обломки исполинских скал, свинцово-серых туч, безжалостно придавивших своим чудовищным прессом беспомощный город, утро редкие, зябнувшие в своих пальтишках, прохожие невольно ускоряли свой шаг, спеша проскользнуть побыстрее сквозь мглистую, промозглую неують. Дождь недавно закончился, истерично и торопливо отхлестав множеством мелких струй-пощечин унылые пепельные дома, словно в детском испуге перед непогодой поплотнее жавшиеся друг к другу.

   Время летит. Молодым людям уже трудно объяснить, что такое СССР и Советская власть. Они не представляют, как ломали и корежили людей страшные 90-е годы. В то время внезапно для большинства привычный уклад жизни рухнул: заводы остановились, их оборудование растаскивалось на металлолом, научно-исследовательские институты разваливались. А в оставшихся еле живых предприятиях зарплату не платили по полгода, а то и дольше. Люди были в какой-то растерянности и, кто как мог, так и выживал.

   На первых порах дочери было одиноко в Америке. В Корнеле в то время почти не было русских. В Синодальном же храме на Манхэттене почти все были из России. Дочь часто посещала Синод и сблизилась там со многими прихожанами и священниками. Архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский часто приезжал в Нью-Йорк на заседания Синода и на встречи с главой зарубежной церкви. Дочь была активной прихожанкой, много денег из своей стипендии жертвовала церкви и, когда ее духовник перешел из зарубежной церкви в Московскую патриархию, архиепископ предложил ей стать ее духовником.

   Эй, толстомордый, че ты здесь забыл, шевели копытами, а то ща так накостыляю, что станешь Пегасом!..

Сказ о дружбе маленького мальчика с петушком. Здесь мы увидим, какой сильной и крепкой может быть дружба между ребенком и цыпленком.

            Артёмовская золотодобывающая артель, что трудилась в предгорьях Салаирского кряжа, срочно нуждалась в новых площадях разработки. Казалось, границы отвода земель уже согласованы со всеми заинтересованными лицами. Но, увы, в артели забыли об археологах. А те напомнили, что прежде, чем кромсать тракторам землю и тревожить кости далёких предков, артель должна незамедлительно подписать с ними договор о разведочных раскопах на отводимых ложбинах речек с предварительной оплатой сто процентов.

- Я сегодня опять влюбился. Я вдруг отчётливо осознал, что у любви не может быть прошлого. Любовь принадлежит вечности, в которой души поют в унисон. Жизнь – бессмыслица, в которой единственная ценность – ты. Каждый день делает тебя ещё прекраснее.

- С последней встречи я ничуть не изменилась, - улыбнувшись, отозвалась девушка темноволосому юноше.
- Секунды вдали столь мучительны, - вновь и вновь повторял юноша.

       Звёзды, отражаясь в лужах, жадно внимали нежным словам, но не им не дано было понять единения душ влюблённых. 

Зима пришла в этом году по расписанию, проявив невиданную щедрость. Снег, столь редкий в этих краях, удивил живущих. Жемчужные хлопья внесли сумятицу в размеренный уклад жизни маленького городка.  Снег шёл,  не переставая, почти  сутки, засыпая всё несравненной белизной. Снежинки  выбелили  чёрную наготу земли, кутая теплом и даруя несравненную защиту.

Зима успела укрыть землю белоснежным покрывалом, но пушистые снежинки продолжали щедро сыпаться с небес в этот вечер, добавляя сказочности. Озябший город нежился от прикосновений пушистых хлопьев. Неуловимый лёгкий ветерок, играя снежинками, кружил их в вальсе. Миллиарды пушинок пробивались сквозь слепящие созвездия звёзд, чтобы подарить красоту суматошному городу. Зима жалует долгие ночи, чтобы всякий мог постичь не только себя в этой морозной тиши, но и задать главный вопрос, на который и ответ не нужен.