"ШАГИ ПО ВРЕМЕНИ".

                                        Я - РУССКИЙ

Я - русский, словно лапoть или пим,

Средь самоваров  тульскихи матрешек,

Хотя из братины я никогда не пил,

Косовороток не носил в горошек.

Мне хоть  жара, хоть дождь неделю лей,

Низины быстро превращая в лужи.

Ведь я не вымер на замле свой,

Такой, как есть, не лучше и не хуже.

Могу бранить себя, дела, пургу,

Газеты, цены, не ходить к соседу,

Но без России жить я не смогу,

И из нее, как со двора, не съеду.

Я весь свой век с Отчизной говорю

На языке цветущих буйно вишен,

И всюду вижу я СВОЮ зарю,

В какой бы  край российский я не вышел.

Утрами заплетает ветерок

Застенчивых березок косы  - ветви.

... Я б  вне России дня прожить не смог,

Я за нее пред Господом в ответе.

                        ххх

Видно, плакал во сне:повлажнели ресницы,

И за что я наказан ночною бедой?

Тебе некому больше, я знаю, присниться,

Ведь тебя я любил, не любимый тобой.

Бог тебя наказал неземной красотою,

Все влюблялись в тебя, но никто не любил.

Ты не стала скрывать, что тебя я не стою,

И супругом твоим стал едва не дебил.

Но он был из красавцев, высокий, кудрявый,

Да влюбленным в себя, но никак не в тебя.

Я теперь понимаю, конечно:не зря вы

Не смогли разойтись, никого не губя.

Мы с ним шапошно были когда - то знакомы,

Он давно не красавец собой, не атлет.

Но теперь он в ладах и с судьбой, и с законом,

За тебя оттрубив десять лагерных лет.

И живет с развеселой стареющей бабой,

Полубич, полубомж,  но ведь, сволочь, живет!

Ты вр сне расскажи, очень кратко, хотя бы

Как, за что получила три раны в живот?

Впрочем, лучше не надо! Ушедшей  и милой,

Без обиды признаюсь сегодня тебе:

Крест, с твоею навечно сроднившись могилой,

Стал крестом на моей многотрудной судьбе.

Я так много всего не успел, не доделал,

Но за нас, за двоих, эту жизнь любил.

Стал я мужем, отцом, наконец - то и дедом,

Пусть завидует мне одинокий дебил.

Снова ночь мне упорно смыкает  ресницы,

Все днеаные дела получили отбой.

Тебе некому больше, я знаю, присниться,

Ну, так  снись, я побуду немгножко с тобой...

                    ОКРАИНА

... А за улицей нашей не сыщкшь других,

Там ножи свои точит осока.

Эта улица вроде неровной дуги

Огибает поселок с востока.

На подгнивших столбах фонари не горят,

Потому их утрами не тушат.

Темнота наступает толпой негритят,

Это значин, черней  плотной  тучи.

До колнки ближайшей - едва не верста,

Ьлько я не тужу и не ною.

Я живу на отлете совсем неспроста,

Это выбор, осознанный мною.

Мне веселья дороже рабочий режим,

Когда дело - при мне, я при деле.

А нагрянут друзья, все проблемы решим,

Можем выпить, в разумном пределе.

По характеру я не замшелый бирюк,

Не ушибленный в темя полешком.

Только гды свою очень быстро берут,

А задумок - вагон и тележка.

Быть к событиям,  людям лицом,  не спиной,

С ними рядом шагать, а не следом.

Если надо - умею тряхнуть стариной,

На дистанции длинной с соседом.

Словно омут пугает меня интернет,

Но и он    -  не копилка для пыли.

Что с того. что лет тридцать, как я уже сед,

Ведь и темными волосы были.

О дальнейшей судьбе никогда не гадал,

Мне день завтрашний дум не корежит.

Подчиняюсь болезням своим, не годам,

Годы - вещь растяжимая все же.

Не стучат мимо окон моих поезда,

До вокзала шагать ьри квартала.

Я доволен, поскольку мне в жизни всегда

Вот такой тишины не хватало.Пусть растет под окошком моим лебеда,

И "асфальт" с каждым годом все жиже.

На задворках у города жить не беда,

Но нельзя - на окраине жизни.

       И УХОДИМ, КУДА - НЕ ИЗВЕСТНО...

Стало модным креститься келейно,

В красный угол втирать образа,

И вставать иногда на колени,

Взглядом лики святых бороздя.

Сознавая порочность порока,

Мы нередко лелеем порок.

Хоть без Бога - не до порога,

Часто злимся: "Вот Бог - вот порог!".

Беспричинно грешим многократно,

Не ценя нам отпущенных лет.

Крестят итово лбы демократы,

Грея радом с крестом партбилет.

Из гордыни своей, неуместно,

Восхваляем свой малый успех.

И уходим...

Куда - неизвестно,

Храм в душе сотворить не успев.

                   ххх

Снег январский хрустящ и игольчат,

Теплый верер в природе изгой.

Я к судьбе прикреплю колокольчик,

Как Валдая литье под дугой.

Этим я озабочен недаром,

И не вижу подсказки иной,

Как привыкнуть к внезапным ударам,

Что толпятся всегда за спиной.

За утраты на жизнь не в обде,

Но пусть станет предвестницей медь,

Чтоб хоть что - то заране предвидеть,

Для защиты хоть что - то иметь.На друзей свои беды не скину,

И, хоть как нестерпимо не будь,

Не подставлб угодливо спину,

А приму все удары на грудь.

Благ земных у судьбы не просил я,

Не пытался удачу обнять.

Т была моим домом Россия,

Не в канарскмх краях особняк.

Снег январский хрустящ и игольчат,

Ткплый ветер в природе изгой.

И звенит, и звенит колокольчик

Нод моей угловатой судьбой.

                  ДВЕ МАДОННЫ

Автобус пробирался по проспекту

В снующем муравейнике машин.

Их, по окраске, был здесь полный спектр,

Модели, марки - на любой аршин.

Салон заполонили до предела,

Наверно, популярным был маршрут.

И граждане прилипчиво сидели,

Поскольку господам не место тут.

Одна старушка в тесноте вязала,

Сидящий рядом внук ей не мешал.

И вот. на остановку у вокзала,

Она в салон торжественно вошла.

Явилась, вознесенная до нельзя,

За внешнее достоинство свее,

Закаменев лицом, чтобы не лезло

К ней с первой же секунды мужичье.

Одна из тех, кто в сорок лет - невеста,

И пятый муж достойным быть не смог,

Считающая, что мужчинам место

Лишь у ее красивых стройных ног.

Ей так хотелось показать, однако,

Автобусной, замркшей вдруг толпе,

Что ей привычней ездить в "кадиллаке",

Да угодил водила в ДТП.

Но все равно мадонна молодая

Быля для глаз чертовски хороша!

Ведь, к сожалению, порой не совпадает

С красивой внещностью такая же душа.

В облипку яркожелтый тонкий свитер,

Бюст. как два яблока, но только не висят!

И сальный ызгляд о незнакомку вытер

Мужчина, хорошо за шестьдесят.

Но, пожелаев ее на миг единый,

Он за платком, чтоб пот смахнуть, полез,

И, с грустью вспомнив о своих сединах,

Враз потерял к красотке интерес.

Свою вязанье в сумочку закинув,

Старушка улыбнулась ей светло,

Но посмотрела словно на картину

В витрине за небьющимся стеклом.

Ведь в юности, зп возрастным порогом,

Сама была на диво хоролша.

Нельзя таких мадонн руками трогать,

Вот если только сами разрешат.

Из красоты одной не выйдет толку,

Ей ум серьезный нужен позарез.

И бабушка, все раззложив по полкам,

К красотке потеряла интерес.

Великовозрастный ухоженный бездельник,

На обозренье выставив тату,

С позиций исключительно постельных

Оценивал чужую красоту.

Да, телка клевая, и все при ней, где надо,

Вот если б только встретиться не здесь!

И, облизав ее нахальным взглядом,

Он потерял к красотке интерес.

Она стояла, улыбаясь глупо,

Не видя ничего перед собой.

Все верила, что место ей уступят

Все мужиуи, причем наперебой!

Но взгляд отвел немолодой мужчина,

Все так же вытирая пот с виска.

А бабушка, оформив губы чинно,

Теперь уже смотрела свысока.

А хлыщ лощенный, порожденье лени,

Решил пойти, для пробы, напрлом.

Провел руками по своим коленям:

Иди, садись, когда такой облом!

... Я не за то, чтоб мужики сидели,

Кагда старушки, женщины стоят.

Хоть изредка, но надо, в самом деле,

Буть джентельменами и в полных шестьдясят.

Да тут хоть голову припудривай золою,

Хот носом, извините, землю рой,

Но что поделаешь, коль бескультурье злое,

На пощадит и красоты порой.

Но снова ненадолго остановка,

Как водится, по графику была.

В автобус переполненный неловко,

Бочком, с опаской, женщина вплыла.

При всем желании она смогла б едва ли

Войти с площадки перовой поскорей.

Ее, однако, в спину не толкали,

Хотя народ толпился у дверей.

Она вошла, смущаясь до предела,

Беспомощная в душной тесноте.

И пассажиры вникли. в чем тут дело,

А дело было просто в животе.

Она при нем была, как дополненье,

Поскольку жизнь уже кипела там.

С прохода стали убирать колени,

Чтоб не ступать ей по чужим ногам.

Две женщины вдруг оказались рядом,

Красавица и будущая мать.

И этой встрече вряд ли были рады,

Друг друга не желая замечать.

 

Одна была горда изящной статью,

Стройна, подтянута, ничем не стеснена.

А на другой по швам трещало платье,

Под ним слегка сутулилась спина.

И все ж она казалась всем красивей

Мадонны первой. это не секрет,

Наполненная той спокойной силой,

Прекраснее которой в мире нет.

- Вашла? А дальше не ходи, не надо,

Здесь. у кабины, отдохни, присяддь.

Поднявшись, указал не место взглядом

Мажчина, хорошо за шестьдесят.

Старушка в бок слегка толкнула внука,

Он был не старше лет пяти - шести:

- Мужчина, тоже мне! А ну - ка

Мамаше будущей сиденье уступи!

Акселерат вскочил на ноги прытко,

Ухмылку быстро удалив с лици,

Широкой заменив ее улыбкой.

Ведь неплохой же, в сущности, пацан!

И все в салоне оживились разом -

Чего сидим, какого же рожна!

И кто - то произнес с врлнентем фразу:

Жива Россия, есть кому рожать!""

А мама юная совсем похорошела,

Вдруг оказавшись в теплоте забот.

И осторожжно, потихоньку села,

Рукой погладив свой большой живот.

И вот тогда, на первой остановке,

Расталкивая всех, ну, чем не слон! -

Красавица с немыслимой сноровкой

Покинула автобусный салон.

Она с собой, какзалось, уносила,

Холодность, неприятие людей.

Да. Красота - большая, право, сила,

Но Материнство все - таки сильней.