Сергей Серпанов. Кузька-бог

КУЗЬКА-БОГ

Настоящее сражение развернулось 205 лет назад на территории нынешнего Дальноконстантиновского района Нижегородской области. Сектанты под началом своего духовного лидера Кузьки-бога отчаянно сопротивлялись...

Терюхане

Терюхане — племя, ответвившееся от основной группы племен мордвы, жившее в сорока селениях Терюшевской волости Нижегородской губернии. Терюхане очень рано вступили в тесные контакты с русскими, но православие приняли только в середине XVIII века, позабыв к тому времени эрзянский язык, но сохранив свою самобытную культуру.

Но в памяти терюхан еще живы были картинки и далекого прошлого, и того, что творилось совсем недавно. Нижегородские князья вытеснили мордву из обжитых мест, всячески притесняли исконных хозяев этих земель, облагали их непомерными податями. Терюхане, как и другие племена мордвы, отчаянно сопротивлялись. После нашествия Батыя мордовские ратники служили в войсках хана и доставляли татарам звериные шкуры, мед, соколов и кречетов для охоты. Как писал Павел Мельников-Печерский в «Очерках мордвы», «При вторжениях татар... обыкновенно являлись путеводители, указывавшие только им одним известные дороги по лесным дебрям. Во время таких нашествий мордва... грабила то, чего не успевали или не хотели ограбить татары». Нижегородцы жестоко мстили. В 1378 году после того, как Алабуга и другие мордовские князьки вместе с татарами разбили рать нижегородскую, князь Борис Городецкий «опустошил землю мордовскую». Пленников волочили по льду Волги, травили собаками.

Во время Смуты мордва сражалась с царскими войсками на стороне Лжедмитрия II. Шайки разбойников нападали на проезжавших по большим дорогам, ловили гонцов и отправляли их к Самозванцу. В конце концов, они осадили Нижний Новгород, но взять его не смогли. И тем не менее мордва не успокоилась. «В окрестностях Нижнего, Арзамаса, Курмыша, Ядрина и Алатыря она скрывалась в лесах и оврагах и в продолжение всего 1607 года то и дело нападала на войска царя Василия, грабила русские деревни».

Все это повторилось и во время бунта Стеньки Разина, а еще в большей степени – в ходе обращения мордвы в православную веру, поскольку крещение было в основном насильственным.

«Чудотворец» из Макраша

О Кузьке-боге я узнал из ветхих журналов «Отечественные записки» за 1866 год, доставшихся мне в наследство от бабушки. В своей обширной монографии некий господин К. подробно описывал события, развернувшиеся на территории Терюшевской волости.

Кузька, по словам господина К., был родом из деревни Макраш. Он был грамотен и обладал экстрасенсорными способностями, лечил людей. И пользовался огромным авторитетом. Его считали пророком, святым, чудотворцем. Но обликом своим Кузька производил отталкивающее впечатление. Лицо его было изрыто оспинами, взгляд маленьких, глубоко посаженных глаз никто не выдерживал.

В детстве Кузька некоторое время жил у друга своего отца, который входил в раскольничью секту «душителей» - они называли себя «делатели ангелов». Эта секта была очень богатой и пользовалась странным покровительством властей. Наверное, за подношения. Если другие секты подвергались гонениям, то «душителей» почему-то не трогали.

В секте был свои доморощенные «Христос», «Богородица», «жены-мироносицы». И Кузька уже тогда вынашивал мысль о создании своей, кузькиной фирменной секты по образу и подобию «душительной». Подтолкнуло к этому и то, что, разъезжая по торговым делам, он влюбился в жену арзамасского подъячего. Напоив своего благоверного, коварная женщина-вамп переспала с Кузькой, но наутро исчезла вместе со всеми его сбережениями. И Кузька затаил злобу на все человечество.

Он ушел в домик, построенный в дремучем лесу. И здесь стал экспериментировать с фигурками ангелов, двигая их за веревочки. Создавалось такое впечатление, что они летают.

В Кузькину обитель стали стекаться любопытные. И он, как писал Михаил Пыляев в очерке «Стародавние старички, пустосвяты и юродцы», опубликованном в 1897 году, «был провозглашен Богом». Легковерные терюхане завалили Кузьку своими припасами: сыченым пивом, медовым квасом, зеленым вином, всякими яствами, и он жил припеваюче. А попутно изобрел новую религию. Она состояла из древней языческой веры, богослужений православной церкви и обрядов секты «душителей», которые заканчивались нередко тем, что кто-то из членов секты отдавал концы – его банальным образом душили.

На гребне волны

Кузька оказался на гребне волны. Он катался, как сыр в масле. Богослужения отправлял на священной поляне, где поклонялись предки терюхан своим языческим богам. Кузька сам выбрал двенадцать «апостолов» и «святую Пятницу» (это была Степанида, одна из его любовниц).

Монологи Кузьки-бога были полной бредятиной. Михаил Пыляев приводит такой текст: «Служите мне, Христосику, верой-правдою... Наказываю вам  сохранить нашу святую веру в тайной тайности. А кто не сохранит нашей тайности, того я велю разорвать на этих двух дубах согнутых. Верный мне апостол, Григорий, покажи пример, чтобы все казнились от малого до великого».

«Апостол» пример показывал. К пригнутым к земле вершинам деревьев он привязывал теленка, а когда вершины распрямлялись, как писал господин К. в «Отечественных записках», «теленок разрывался так быстро, что не мог усмотреть глаз; разорванные части мелькали в воздухе, мельчайшие брызги теплой крови проносились по поляне и в виде красноцветного пара охватили народ; оторванная голова взвилась вверх и упала в сотне саженей от места...».

Терюхан охватывал ужас, а Кузька пользовался моментом.

- То, что вы сейчас видели, - говорил он, - уготовано всякому, кто скажет русским про нашу веру и укажет место, где мы собираемся на моленье.

После этого Кузька отбирал трех наиболее видных девиц якобы для послушания, а на самом деле насиловал их и делал своими любовницами. В его гареме насчитывалось тридцать три женщины. Некоторых, наиболее строптивых, он приказывал закапывать живыми в землю. Это делали его «апостолы».

Кузька внушал своим наложницам, что любовная связь с ним  «совсем не то, что с простым человеком». Что она «не составляет никакого греха  и не лишает девушку чистоты и непорочности». И они в это верили.

Кабатчики такого не стерпели

Первыми, кто выступил против Кузьки-бога, были владельцы кабаков. Терюхане после того, как обретали Кузькину веру, перестали их посещать. Кабатчики были на грани банкротства. И они обратились с челобитной к нижегородскому губернатору. В ней они написали и о любовных похождениях Кузьки, и о его мошенничестве, и о взятках, которые получали местные священнослужители, и о жертвоприношениях секты. Приводился и самый последний пример. Кузька распорядился казнить любовника своей наложницы Афросиньи Пахома. Его разорвали на дубах, как теленка. Все это происходило на глазах Афросиньи, и она сошла с ума и вскоре утопилась в колодце.

Эта жалоба была не единственной. Арестовать зарвавшегося Кузьку было поручено капитану-исправнику. Если точнее, - земскому исправнику, председателю губернского суда. Тот, собрав понятых, отправился на молельную поляну, где находился Кузька. Но понятых и капитана-исправника встретили дубинами. Терюханы не давали в обиду своего бога. И ему не оставалось ничего, как ретироваться.

Ожидая, что полиция может нагрянуть снова, члены секты устроили завалы на дорогах, разобрали все мосты через ручьи и овраги. И новая экспедиция, предпринятая капитаном-исправником, закончилась весьма печально. «Душители» окружили карету, где он находился, вытащили его оттуда, скрутили руки и повели к дубам, где был растерзан Пахом. То же самое они проделали и с представителем власти. Останки его бросили в болото.

Конец шарлатана

Об этом стало известно в Первопрестольной. Возмущению Александра I не было предела. Он повелел «стереть в порошок оного Кузьку».

Вскоре в Макраш прибыл отряд казаков численностью 500 человек во главе с новым исправником. Завалы на дорогах были быстро расчищены, и казаки, как сообщал господин К., «дали залп из холостых ружей» по терюханам, встретивших отряд с дубинами. «Исправник, - писал К., - стал увещевать, чтобы они выдали своего Кузьку-бога, обнадеживая их прощением, но мордва не соглашалась... Тогда был дан залп из ружей, от которых мордва и разбежалась».

«Апостол» Григорий был допрошен с пристрастием. Он указал место нахождения Кузьки. Когда его нашли, он трясся, словно в лихорадке. И на допросах во всем признался. Правда, свою вину в убийстве исправника отрицал, сваливал на другого члена секты, терюханина Бакулина. Но это не подтвердилось. Бакулину вырвали ноздри, дали сто ударов кнутом и отправили на каторгу.

А казнь Кузьки-бога происходила в сентябре 1810 года. Терюхан согнали на нее из всей волости. Как писал Михаил Пыляев, он «страшно похудел и поседел, что подало повод мордве утверждать, что истинный, подлинный Кузька-бог взят на небеса, а здесь подменен другим человеком».

После казни Кузьки терюхане примерно лет двадцать ждали его воскресения. Но, увы, их ожидания, не оправдались.

Вот Досада!

Кузька-бог был не единственным шарлатаном в округе. В 1628 году крестьянин Иван Левашов обвинил в чародействе другого крестьянина, Максима Иванова. «Давал-де тот Максимко жене моей пить траву, и она-де от той травы умерла», - говорилось в его челобитной на имя воеводы. Однако архимандрит Рафайло обвинения Левашова опроверг. Он заявил, что жена крестьянина «умерла судом Божием, а не от травы».

Но челобитчик затаил на Иванова злобу лютую. Спустя некоторое время он сдал его властям скрученного по рукам и ногам. Как явствует из следственного дела, якобы коновал Максимко зашел к Левашову «для конского леченья», но лошадь после этого, выражаясь современным языком, стала вести себя совершенно неадекватно.

Тут уж с Максимкой не церемонились. Под пыткой он «поклепал (то есть выдал, - С.С.) пять человек». Себя в какой-то мере пытался обелить: «Жене Левашова пить траву давал от порчи, и она-де от той травы умерла, а наперед до сего давал тое траву пить многим людям и сам пил, и те-де люди и ныне все живы и здоровы». И сваливал всю вину на «прохожего человека», указавшего Иванову эту траву, и на крестьянина Федьку Григорьева сына Реброва. Дескать, «тот прохожий и Федька ходили по деревням, и травы всякие знают и волшебством промышляют, людей портят и за очи на многих людей нечистый дух насылают, и оттого-де люди помирают; да тот же Федька на воду смотря, призывает нечистых духов, и ему-де сказывают, что где делается или кто чем испорчен, а слышал-де он от того Федьки, что он учился тому волшебству в деревне Досадиной у мордвина у Веткаска».

«Прохожий человек» и Федька Григорьев, не дожидаясь ареста, быстренько сделали ноги, а вот Веткаска заковали в цепи как опаснейшего государственного преступника. Он подвергся пыткам и был замучен до смерти. Максимку Иванова и его сына Родку отправили в ссылку в Пелым. Левашов скончался в ходе судебного разбирательства «от загустения крови и переполняния ея» - по-видимому, от инсульта. То ли Максим Иванов действительно наслал на него «порчу», то ли просто совесть замучила, поскольку понял, что обрек на страдания невиновных...

Но деревня Досада еще не однажды будет фигурировать в следственных делах о чародействе. Может быть, жили здесь потомственные колдуны, а может быть, ведовство просто было удобным поводом для того, чтобы оклеветать человека?

Сегодня трудно сказать, где правда - слишком много времени прошло, да и показаниям, сделанным во время пыток, особо доверять не стоит. Люди готовы были на все, чтобы мучения прекратились. Костер им казался избавлением.

Впрочем, перенесемся в 1637 год, когда в съезжую избу помещик Каковинский «привел человека своего Сидорку Савинова да жонку его Афроську, а сказал, что тот человек его, Алексея, и жену его и людей - жонку Досадку да жонку Татьянку ведовством своим испортил». Сидорку тут же допросили с пристрастием. Он показал, что «перед святой неделею у него пропал рубль, и, заподозрив в краже жонку Досадку, он напустил на нее немочь, а кроме нея он никого не портил». Учитывая «смягчающие обстоятельства» (жена Сидорки заявила, что «муж ее порчу жонки Досадки и жонки Татьянки отхаживал») его били кнутом, резали ноздри и сослали в Сибирь.

Прошло еще 12 лет. В 1649 году крестьянин Ивашка Иванов направляет воеводе челобитную, в которой извещает о том, что его брату Илье учинена женою последнего «скорая поругательная смерть». И вдову брата доставляют на «распрос», она признается в том, что действительно мужу своему давала «коренье в квасу, и после того муж на третий день умер». Но колдунья оставляла для себя маленькую лазейку. Мол, давала это питье «не для смерти, а от привороту, чтоб муж ее жил с нею в любви».

Ивашка Иванов с таким заявлением был несогласен. «Какая тут любовь! - восклицал он. - У брата моего от тое отравы главу против темени разорвало и очи выломило вон, и  утробу разорвало». И отравительница указала на мордвина, сына Веткаска, «каковой снабдил ее колдовским корнем».

Но мордвин никак не хотел признаться в приписываемых ему грехах. Он был, как докладывали воеводе, «пытан трижды и огнем жжен, и пуп волочен, и ребра ломаны, и пяты жжены... и после-де пыток в Нижнем вкинут в тюрьму и сидит в тюрьме четвертый год, помирает голодной смертью». Его же «подельница» долго не мучилась: ее сожгли в срубе.

Шарлатанская деревня

Надо сказать, что, несмотря на жестокие преследования, колдунов, знахарей и ведьм в то время на Нижегородской земле их было великое множество. А среди них - немало всякого рода шарлатанов. Г.Попов в своей книге «Русская народно-бытовая медицина», выпущенной в Санкт-Петербурге в 1903 году, называет конкретный адрес: деревня Шепели Васильсурского уезда, жители которой все до одного, включая малолетних детей, занимались тем, что «одурачивали окрестных крестьян и эксплуатировали доверчивых пациентов». В конце концов, обнаружив, что их бессовестно обманывают, мужики из соседнего села сговорились и подпалили один из домов. Вся деревня сгорела дотла.