Пожал комбат мне руку напоследок,
и я, ликуя, что вот-вот уеду,
отмашку дал - прощай, стрелковый взвод,
и в поезд сел, отправившийся в девять,
и ничего, увы, не мог поделать
с улыбкой, что растягивала рот.
Я ехал долго. Были пересадки,
а за окном столбы играли в салки,
мое воображение дразня,
и в этом ритме ровного движенья
происходило к дому приближенье,
и замирало сердце у меня.
Восторг крепчал. Стремительнее пули
я вылетел, хмелея от июля,
лицо сияло, словно лунный диск.
Задев мешок, свалив какой-то ящик,
я отыскал автобус проходящий
с табличкой «Элиста – Невинномысск».
Урчал мотор. Я отодвинул штору -
и дух перехватило от простора
холмистого. Не верилось глазам.
То делалось мне холодно, то жарко:
мелькали Извещательный, Татарка,
и наконец он показался сам.
Здесь, у подножья Комсомольской горки,
повеял ветер влажновато-горький -
он был упруг, как в градуснике ртуть.
Он был отнюдь не робкого десятка -
он Пушкину распахивал крылатку,
такой же странник, чей неведом путь.
И в непрерывном колыханье веток
я обнимал тот непослушный ветер,
и были с ним мы лучшие друзья.
Он подсказал мне, этот ветер шалый:
есть города прекраснее, пожалуй,
но есть такие, без каких нельзя.
Комментарии