« - Слюшай, красависа, скинь эщё нэмножко, а?… Ощень прашу, панимаеш?
- Ну да... Куда ж ещё-то? И так тысячу скинула… За красивые глаза...
- Латна… Дагаварились… Вах - вах - вах, и защем тибе столка дэнег?
«А тебе квартира в Красноярске зачем?» - хмыкнула я, но решила благоразумно промолчать…
"Столка дэнег" я не то что в руках до сей поры не держала, я и не видела-то никогда...
Даже по телику...
А на дворе лихие девяностые...
Вот так завершилась моя долгая сибириада.
Собственно, завершилась она давно, ещё три года назад…
Сюда, в Красноярск, я приехала из Подмосковья специально для купеческих операций со своим бывшим и давно пустовавшим жилищем.
- Сергей!... Алло, Сергей! Да, да, продала!... Да, получила!... Да, завтра выезжаю… Поездом, да!... Хорошо… Да в поезде-то что… Да, слушаю… Да, обещаю… Да! О-бе-ща-ю быть осторожной и внимательной… Как дети? Что? Не слышу… А-а-а, ну, до встречи!
Надо признаться, уезжалось из Сибири тяжело. Кроме климата всё было стабильным и тёплым – и работа и друзья.
Кстати, о друзьях…
Как же можно было уехать, не оставив в их памяти глубокого следа о себе в виде шикарной прощальной вечеринки?
Место проведения банкета было определено заранее – дома у одного из товарищей. Ведь в моей абсолютно пустой квартире гулять было неуютно…
Ой, о чём это я? Она ведь уже и не моя…
- Лена! Проходи! Помогай!
- Батюшки, что случилось-то? – недоумённо воскликнула я, осторожно опуская тяжеленные сумки на пол. – Что за кавардак?
- Да затопил меня этот… Вышеживущий товарищ… Скидай шубу, мебель двигать будем…
- А как же…
- Да не дрейфь. Проводим как полагается… Потоп-то только в одной комнате…
Работа кипела.
Мебель дружно сгруппировалась в центре поражённой коммунальным океаном комнаты, на кухонной плите гудят все четыре конфорки, а на столе экстренно, в четыре же руки, строгаются салаты.
- Лена! Ты не помнишь, куда я коробку с бокалами положил? – растерянный голос из самого эпицентра потопа.
- Да как же… На диване она… Вроде… - я на бегу заглядываю в разгромленную комнату, мысленно поражаясь довольно ощутимой тяжести огромного хрустального салатника с оливье, который я спешно несу на стол.
Следующие пять секунд запечатлелись в моей памяти как-то странно – вспышками…
тик-так... Коврик на пороге комнаты, прямо под ногами… Вода из-под коврика…
тик-так... Скольжение и странное ощущение невесомости…
тик-так... Полёт…
тик-так... Только радости от полёта никакой – в руках-то салатник! Полный! Хрустальный! Чужой! Дорогущий!!!...
тик-так... Скорей руки вверх!...
И в этот самый момент происходит тесное слияние моей переносицы с ребром деревянной ручки чужого дивана…
- Горазда же ты ругаться, Ленка… Такого даже я ещё не слышал. Лежи-лежи, сейчас я компресс сделаю…
- Ка-акой компре-есс? – всхлипываю я, наблюдая за звёздочками и искорками, продолжающими обильно сыпаться из глаз. – Го-ости сейчас при-иду-у-ут…
Гости искренне мне сочувствовали, но не для этого же мы собрались!
- Наливаем! – преувеличенно весело скомандовала я, чувствуя, как, потрескивая, стремительно опухает физиономия.
А ещё говорят – водка – не лекарство…
Через полчаса мы уже весело беседовали, временами отвлекаясь на выпивку, песни и даже танцы.
«Легко отделалась…» - мелькнуло в моей хмельной и сонной голове, далеко за полночь нежно опущенной на мягкую подушку.
Наутро я поняла, что отделалась не так уж и легко. Можно без преувеличения сказать – не отделалась вообще…
Из зеркала на меня смотрела незнакомая, пропитая насквозь бомжиха с опухшей физиономией, живописными, симметрично расположенными фингалами на пол-лица, но в знакомой одежде. Какая-либо мимика отсутствовала полностью, да и губы шевелились с трудом.
Кроме «Мбе-мбе…» сказать не получалось ничего. Вернее – что бы я не говорила, звучало это одинаково: «Мбе-мбе…»
Скорбные сострадательные лица друзей проплыли за вагонным окном. Вот уж проводы так проводы получились! Грустные… В прямом смысле этого слова!
Зато как спокойно было в поезде!
Даже сесть со мной на одну полку люди первые два дня почему-то опасались…
Собеседник из меня тоже был никакой…
Лишь только какой-то плюгавенький мужичонка в трико и пиджачке на голое тело осторожно присел рядом и, дыша застарелым перегаром, нерешительно спросил: «Пить буш?» Моё явно отрицательное «Мбе!» и неярко выраженный рвотный рефлекс подействовали на мужичка как промышленный вентилятор на клочок ваты.
Больше меня никто не осмеливался беспокоить, спокойна я была и за деньги – у кого хватит ума предположить, что у этой фатальной бомжихи под полкой чемодан денежных знаков?
В Москве меня встречал муж. Его выражение лица при встрече до сих пор преследует меня по ночам…
- Что с тобой? Где деньги? – вопросы слетели с его языка, перегоняя друг друга.
- Деньги на месте! – бодро ответила я, хотя надо было начать, конечно же, с «Здравствуй, милый!».
Однако он не услышал и этого.
Выражение его лица стало ещё более животрепещущим, когда до его ушей долетело моё жизнеутверждающее «Мбе-мбе!»
Комментарии