Однажды, собирая клюкву, заблудился и вышел из ряма у незнакомой деревни. А тут еще дождь пошел, промок насквозь. Делать нечего, зашел в ту деревню. Было около десяти вечера.
«Надо срочно обсушиться, - думаю, - иначе можно и заболеть».
Иду по улице, вдруг слышу: кто – то зовет. Оглянулся, смотрю, на лавочке у дома -развалюхи сидит маленькая сухощавая бабушка лет восьмидесяти. Через забор виднелся двухэтажный особняк, у ворот стояла иномарка.
- Что, мил человек, никак промок? – спрашивает та бабушка. - Где так устряпался?
Я остановился.
- До ниточки…Из ряма вот иду. Заходил со стороны увала, а вышел куда - сам не знаю.
- Со стороны увала, говоришь? Это ты лишку хватил. Совсем в другую сторону ты, мил человек, вышел, - усмехнулась она, - что же на солнце – то не смотрел, когда в рям заходил?
- Как - то сразу не сообразил…
- Беда с вами, городскими, - она стала подниматься.
- Звать меня Еленой Кузьминичной. Заходи, гостем будешь. А я только вышла за ограду, вижу, месишь грязь.
Взяла трость и пошла к калитке.
- Банька еще не остыла, иди погрейся.
Я не поверил услышанному.
- И попариться можно?
- Знамо дело... Вот только поленьев подброшу.
Через час я уже сидел за столом и пил чай из самовара, слушая Елену Кузьминичну и с интересом наблюдая за ней.
- Да уж, повезло так повезло тебе, что встретил меня. У нас в деревне – то теперь, в основном, дачники из города живут. Отгородились заборами, овчарки прямо спать не дают ночью. Теперь ить чужих не пускают.
- Как вы живете? – я с опаской посмотрел на потолок. - Завалится ведь. А ремонтировать не пробовали?
- На какие шиши? – она вздохнула. – Перебьюсь. Мне не привыкать, хотя сейчас – то жить можно. Вон мама моя хватила лиха, так хватила.
Елена Кузьминична принесла потрепанный фотоальбом.Стала листать его страницы.
- Испытания маме выпали большие: росла сиротой, с малолетства гусей пасла у богатых, оглохла из-за простуды…
На одной из пожелтевших фотографий я увидел красивую женщину в окружении детей.
- Двадцати пяти лет вышла мама замуж за вдовца с четырьмя детьми, не побоялась. Приданого у нее никакого не было. Мужик был работящий, в нем упорства хватит на несколько человек.
- А общие дети - то у них были?
Елена Кузьминична утерлась передником, вздохнула
- Не поверите? Родила ему еще восьмерых. Жили - то душа в душу, справно. Мама мне говорила:
"Никогда, Леночка, не пытайся мужа перевоспитывать - это бесполезное, дочка, занятие".
- А это правду говорят, что в эти места кулаков ссылали? – перебил я ее рассказ.
- Да уж, известное дело. Наша семья две коровы держала, овечек, кур. Затем стали заставлять в колхоз вступать.
Она развела руками.
- Куда деваться? Пришлось все богатство в общее стадо гнать, другого выхода не было…
Горько усмехнулась.
- Из-за того, что согласились идти в колхоз, записали «маломощными середняками», это и спасло от ссылки на болота.
Она замолчала и долго о чем – то думала. Было слышно, как тикают часы в горнице.
- А что было потом?
Елена Кузьминична встрепенулась, как ото сна.
- Потом? – она отхлебнула чай из чашки. – Случилось страшное - кормилец скончался.
- Когда?
- А в тридцать седьмом. Приехал на похороны его старший сын Иван.
Она пристально посмотрела на меня.
- Представляешь? Прямо с похорон и забрали его.
- За что?
- Пес их разберет. Сказывали деревенские, что, мол, «по линии НКВД». Больше никто не видел. Поговаривали, что жил неплохо: труженик был, твердый середняк. Вот такая была жизнь здесь…
Она долго молчала. Затем продолжила:
- Мне к началу войны всего четырнадцать лет было. Мама рано утром будит:
"Вставай, Леночка, пора на рынок"
- Наложит в корзину яиц, масла в горшок - вот и бегу рано утром к переезду вместе со своими друзьями. И сейчас помню, что в ту корзину входило ровно двести яиц. На переезде товарняк скорость сбрасывал, запрыгивали на ходу в тот поезд и так ехали восемнадцать километров до станции. Перед самой станцией машинист снова сбавлял ход, чтобы мы спрыгнуть могли. На самой станции ведь могла милиция арестовать. Жалко ему было детей, с пониманием относился. На станции был рынок, где хорошо продукты раскупались. Домой возвращались снова на товарняке. И так частенько приходилось мне ездить.
Она ушла к печи, принялась возиться с чугунками.
- А как по - другому? Выживать надо было... Ведь дома ждали больная мама, братишки и сестренки. Не было ничего страшнее для меня, как смотреть в их голодные глаза.
Она пошла в горницу и стала стелить мне кровать.
- Болею сильно, с руками вот замаялась. Ночью встану, на улицу выйду и руками машу из стороны в сторону. Они, как плети, висят - хоть обрывай. Порой криком кричу - так больно. Лекарства покупаю - не помогают. Дояркой работала, вот и сказывается все теперь. Старость не радость.
Выйдя из горницы, долго разыскивала в альбоме какую - то фотографию.
- Вот так и прожила свою жизнь - в одиночку билась с нуждой. Мой парень ушел служить танкистом в сорок пятом, погиб на войне с японцами. Осталась лишь фотокарточка, где он из башни танка выглядывает.
Она наконец - то нашла то, что искала. Протянула фотографию мне.
- Своих детей не было, так всегда, когда приезжала с вечерней дойки, обязательно везла соседскому мальчишке Ване то пучок саранок, то пиканов сладких... А он как радовался! Ждал всегда моего приезда у калитки.
Горько усмехнулась.
- Вырос Ваня, выучился, стал предпринимателем. Рядом с моей развалюхой выстроил коттедж. Сейчас все больше бегом бегает мимо меня, порой, забывая и поздороваться.
- Ну, а как мамина судьба? - поинтересовался я, перед тем, как заснуть.
- Зимой сорок четвертого маму парализовало. Обступили мы ее кровать, орем дурнинушкой, а она ничего сказать не может, лишь слезы из глаз катятся. Через три дня ее не стало. Пошла я в правление просить лошадь, а мне говорят:
"Лошади днем заняты, можем только вечером выделить подводу"
Было видно, что Елена Кузьминична еле сдерживает слезы.
- Так и пришлось в темноте мамку хоронить... Представляете?
Вот такая встреча произошла у меня с Еленой Кузьминичной, доживающей свою жизнь в далеком сибирском поселке. Утром она проводила меня до разьезда. Я возвращался в город на попутке, а в голове все вертелись слова Николая Некрасова" Есть женщины в русских селеньях..."
Новые комментарии