Усердно и старательно костлявая, словно недокормленная кошка, девушка гибкими и длинными пальцами массировала Деду Морозу ступни. Капли пота блестели на ее и без того гладком, отполированном солнцем черном лбу. Ароматные угли тлели – в хижине было уютно.
Дед Мороз, щурясь от удовольствия, между тем был поглощен изучением карты, он шлепал толстыми губами, силясь выговорить чудные местные названия. Когда это у него получалось, девушка едва заметно одобрительно качала красивой продолговатой головой, а он издавал короткий удовлетворенный смешок. По косяку хижины, где Дед Мороз остановился - в Бафута, неуверенно постучали.
Он коротал время в гостях у ушлого, старого, как африканское дерево, на которое никогда никто не посягал ради огня и проживания в дупле, однако еще крепкого и памятливого африканского вождя. Дождь беспрестанно лил в это время года, но Дед Мороз любил наблюдать за водой, любил слушать, как она шумит. Снег вел себя иначе - это было интересно.
Вошел гладкий мокрый черный человек с длинными руками, который держал мешок, тоже мокрый. Человек поклонился. Быстро выплюнув приветствие на местном языке, он вынул что-то из мешка. Это была белка – маленький лупоглазый зверек, из-за дождя похожий на озлобленную крысу, которой к хвосту зачем-то привязали длиннющую веревку – такой вот был у белки хвост – видимо, в сухом виде он был роскошным и пушистым.
- Масса, моя поймал тебе зверя, - радостно сообщил человек и растопырил полуживой от страха белке лапы – у нее оказались перепонки.
- В прошлый раз твоя приезжать, моя ловить тебе много зверя, твоя помнить?
И человек широко улыбнулся – многих зубов у него во рту не хватало, а черные морщины на лице разъехались как занавес в театре.
- Какая красивая у твоя одежда. Даже у вождя нет такая одежда, как у твоя одежда.
Человек прищелкнул языком и стал кланяться и при этом трясти белкой – с обоих капало, а с белки так вообще летело во все стороны, потому что она норовила выдраться из рук пришедшего. Но видно было, что тот и правда привык иметь дело со зверьем, он держал ее крепко. Черная девушка, не поднимая головы, массировала ступни. Именно это ей велел делать вождь. Ее руки были мягкими как шерсть золотистой древесной кошки, гибкими, как позвоночник змеи и сильными как ноги слона – все вместе это было замечательно.
Дед Мороз досадливо стянул очки.
- Моя такой был мааааленький, - человек с белкой показал белкой какой именно маленький он когда-то был. – Но, масса, твоя совсем не меняться, нет!
Вдруг человек лукаво затрясся и подмигнул.
- Молодей, да, и твоя тоже была молодей.
Потом черный человек немного помолчал, потоптался в луже, которая с него натекла и почмокал губами.
- Никакая охота сейчас.
В африканских племенах принято долго обсуждать то да се, прежде чем добраться до главного. Дед Мороз знал это и терпеливо ждал, разглядывая очки и поводя пшеничными бровями. То, что происходило с его ногами, его радовало, а остальное он готов был потерпеть.
– Сильная вода, плохой охота.
Гость вдруг опомнился, что пришел за чем-то важным, выпрямился и засуетился, взмахнув свободной рукой.
- Очень, очень хороший зверь, - черный убедительно тряхнул бедной белкой, которая изо всех сил осоловело вцепившись когтями, висела на его запястье, как на ветке. – Летает от дерева на дерево. От дерева на древо. Высоко. Очень сильно высоко. Ааа, - снова лукаво затрясся гость, - твоя сильно помнить, - мы ловить много таких для масса. Оооочень много. Моя и моя отец. Моя помогать. Колотить по дереву. Пускать дым в дупла.
Человек очень старательно показал жестами, кто и куда колотил, и как пускали.
Дед Мороз поморщился, но ничего не сказал. Ему всегда было жалко зверей. Он недолюбливал зоопарки и обходил стороной и их, и людей, что там работали. Он тяжело вздохнул, сложил карту и скрестил руки на полном животе – кормили в Бафута очень хорошо. Он был доволен всем. И дождем, и массажем, и едой. Все было просто восхитительно. И главное – никто здесь не мучил зверей.
Дед Мороз понял, что местный почему-то принял его за мистреа Джеральда Даррелла – видимо, для африканцев все белые одинаковы, какими бы разными они ни были – который давненько, лет 30 назад, ловил в этих краях животных для зверинца, и, быть может, останавливался в этой же хижине - в лучшей хижине вождя, куда копределяли почетных гостей.
- Масса, моя не за деньгами пришел, - испугался длиннорукий, видя, что белый человек как-то подозрительно задумался и затих.
Он поспешно сунул несчастную, цепляющуюся и таращащуюся зверушку обратно в сырой мешок и подпихнул его ногой в сторону девушки, которая, покосившись, наклонилась еще ниже и принялась работать еще усерднее, втирая душистое масло в большие пальцы белого человека.
- Твоя был занят. Сильно занят. Много зверей, много дела. Моя понимать. Твоя взял моя нож, - человек жестом показал, какого размера и главное - какой хороший был нож – прищелкнул языком, - обрезать веревка, надо обрезать веревка, моя понимать. Твоя грузили клетки, обезьяна (человек изобразил и обезьяну – чтобы все уж было ясно до конца) запуталась.
Дед Мороз прикрыл глаза.
- Твоя уехал. Нож – большая ценится в Бафута. Где ты живешь, это тоже ценится. Моя знает. Это да.
Человек забормотал еще что-то, уставившись на свои черные грязные ноги. Руки он покорно сложил, будто смиренный прихожанин на исповеди.
- Деточка, подай мешок, - вздохнул Дед Мороз.
- Моя поймает тебе вот – человек вытаращив глаза, растопырил все свои 10 пальцев, - братья моя поймает тебе вот. Белка! Белка! А жаб? Хочешь жаб? Жаб! Да! Жаб! Сейчас большой вода. Жаб много. Ты всегда хотел жаб. Ааа, - лукаво потряс головой гость – моя помнит. Моя был маленький – вот какой маленький, но моя все помнит.
Дед Мороз ворчливо крякнул и принялся рыться в мешке. Белка у ног девушки внутри другого мешка - сырого и грязного - сидела тихо, только сильно дрожала.
Наконец в дедморозовском мешке что-то брякнуло, что-то звякнуло, и он вытащил ножик. Старый, ржавый складной, тупой, потрескавшийся. Это был довольно-таки негодный ножик, надо сказать.
Но человек просиял, будто женился на самой красивой и покладистой женщине во всей Африке. И даже подпрыгнул – не сильно высоко, он был очень вежлив.
Осторожно, двумя пальцами он взял сокровище и также осторожно поцеловал его – едва дотронувшись губами. Это было похоже на подъем старой ржавой машины краном.
- Моя такой был маленький, - он вытер слезы. – Масса, отец ходил ко мне – я спал, он каждый ночь ходил и говорил – я потерять его нож. Как я мог? Потерять нож? Теперь он моя простить.
Нескоро еще счастливый гость убрался, обещая завтра прийти со своими братьями.
- Моя поймать твоя кабана, - гордо заявил он у порога. – Сильно опасный зверь. Моя поймать.
И он стукнул себя в грудь – черную и уже не мокрую – в хижине горели очень хорошие угли.
Дед Мороз благостно пошевелил ступнями. Они стали хорошо распаренными, пахучими, розовыми, как у ангела, и приятно мягкими. Да, вождь знал, что делал. Ничто не заменит хорошего массажа. Походи-ка ты весь год в валенках.
- Деточка, - ласково позвал он девушку, которая тем временем аккуратно складывала колебасы с маслами в заплечную сумку.
Она послушно подняла голову – кучерявые волосы ее были красиво уложены назад. Глаза - черные как у антилопы в грозовую ночь.
- Поясницу ломит, - виновато потупился Дед Мороз и полегоньку принялся распускать кушак.
Он потихоньку свистнул – и белка проворно выпуталась из своей темницы и скакнула в его мешок. Там что-то зашуршало, завозилось, звякнуло, а потом стало тихо. Мир и покой вернулись в хижину вождя, где гостил Дед Мороз. Только дождь лил и угли потрескивали. Пахло сандалом. Девушка разогрела масло.
Комментарии