Птицын

Картинки обыденной жизни

Картинка первая

  Птицын шел по делам. Опустив в раздумье голову, он увидел у самых своих ног одинокого крупного жука-носорога. «Божья тварь, все-таки, - с теплотой подумал Птицын, - жалко будет, если раздавить такого красавца». Он остановился и стал рассматривать насекомое. Красно-бурый панцирь жука ярко блестел на солнце. Массивный рог выглядел внушительно. Птицын где-то вычитал, что такие жуки в основном живут в лесостепной зоне или же там, где много компоста. «Как он оказался в городе, - удивился Птицын, - ветром, что ли занесло?». Он с пиететом относился ко всему живому, находя в том некий душевный смысл. Вот и теперь он радовался, что не оборвал случайно маленькую жизнь. Может быть минуту или менее того Птицын стоял на месте, созерцая кусочек природы. Но вот жук удалился на порядочное расстояние, и Птицын продолжил свой путь. В тот самый момент, когда он достиг проезжей части, загорелся зеленый свет. Ступив на свежевыкрашенную «зебру», Птицын ощутил, как в нескольких сантиметрах от него на большой скорости пронесся автомобиль. Ему даже почудилось, что рукав ветровки едва заметно соприкоснулся с машиной. На мгновение холодный ужас пронзил Птицына. Потом страшное опустошение сменилось необыкновенной легкостью. Потрясенный и счастливый Птицын выбрался на противоположную сторону дороги. А в это самое время жук, который задержал движение Птицына, уже затерялся в густой траве дворовой территории, дабы окунуться в круговерть суетных забот.

Картинка вторая

После того, как в доме на смену управляющей компании пришло товарищество собственников жилья, Птицын понял, что настало время общественных инициатив. На первом же собрании товарищества он выступил с предложением установить во дворе скамейки для отдыха жильцов дома, их приятного, так сказать, время провождения. «Чтобы книжку можно было почитать, на солнышке погреться, - приводил он веские доводы в пользу своей идеи, - чтобы мамашам было удобно наблюдать за детьми, и вообще, цивилизация, знаете ли, культура». Жильцы отнеслись с пониманием к соображениям Птицына, и в финансовые планы была внесена строка о скамейках. В конце марта, когда в воздухе отчетливо запахло весной, во дворе появились четыре скамейки. Новенькие, окрашенные в голубое и зеленое, они радовали глаз. Поначалу все шло прекрасно. Скамейки пустовали разве что в дождливую погоду. Во все же остальное время граждане занимали их чуть ли не с самого утра. Особенно полюбились они пенсионерам. Птицын был горд своей общественной инициативой и уже подумывал, что бы такого нового предложить соседям. В середине июня, в первом часу ночи жители дома были разбужены громкими криками и песнями. Птицын вышел на балкон и при свете полной луны увидел пьяную компанию, расположившуюся на двух скамейках. «Что же это такое!- в растерянности развел он руками, - прямо хулиганство какое-то». Предчувствие непоправимого уже закрадывалось в его душу. В ту ночь дебоширы угомонились быстро. К двум часам, преследуемые возмущенными голосами жильцов, они ретировались в неизвестном направлении. Три ночи к ряду было тихо. Птицын уже было решил, что минувший инцидент был случаен, как снег летом. «Шли ребята с праздника и по пути забрели к нам во двор» - поделился он соображениями с соседями. Однако на четвертую ночь все повторилось вновь. На этот раз многочисленная компания заняла все четыре скамейки, и шум не стихал до пяти утра. Птицын несколько раз выходил на балкон и с тоской глядел вниз. Что-то подсказывало ему, что рождается новый порядок, противный здравому смыслу. Теперь ночные гуляки стекались сюда со всего микрорайона, а то, быть может, и с более отдаленных территорий. Земля вокруг скамеек постепенно покрывалась окурками, жестяными банками и блевотиной. Несколько раз приезжала милиция, вызываемая отчаявшимися жильцами. Птицын тоже звонил в отделение. Следовали разговоры, кого-то даже забирали. Но все продолжалось по-прежнему. Среди жителей глухо зрело нехорошее чувство к скамейкам. В одну из первых ночей октября Птицын испытал внезапное желание поговорить с ночными гостями, как со здравомыслящими людьми. Он был убежден, что в душе каждого человека, пусть даже черной и заляпанной пороками, все же имеется светлое пятно любви и понимания. Птицын вышел во двор. - Товарищи, вы мешаете нам жить, вы задумывались над этим, - начал Птицын свою речь, - неужели нельзя проводить свое свободное время дома, в кругу семьи. - Ого, оратор, какой нарисовался, - раздалось в ответ, - может быть, ты нам еще песенку споёшь про белого бычка. «При чем тут белый бычок» - отрешенно успел подумать Птицын, прежде чем сильный удар достиг его личности… На ближайшем собрании домового товарищества Птицын выступил с общественной инициативой о ликвидации скамеек. И вскоре двор вновь принял первоначальный вид.

Картинка третья

Звонок на сотовый телефон Птицына поступил в тот самый момент, когда лейтенант Коломбо приступил к решающей фазе изобличения преступника. Увидев незнакомый номер, Птицын испытал легкое раздражение. Нечто подобное отразилось на лице преступника. Птицын сбросил звонок. Коломбо произнес обезоружившую фразу. Близилась развязка к вящей славе полиции Лос-Анжелеса. И тут телефон Птицына вновь ожил. Кто-то явно жаждал общения с ним. Птицын жаждал досмотреть очередную серию любимого фильма. Звонок не унимался. Прервав на экране компьютера деятельность прославленного детектива, Птицын взял трубку. - Лейтенант Коломбо слушает вас внимательно, - отчетливо сказал Птицын, чувствуя, как в нем просыпается злобный дух возмездия. - Леня, Леня, здравствуй, - послышалось в ответ. – Голос принадлежал мужчине лет за пятьдесят. Казалось, он всеми фибрами своей души стремится преодолеть толщу пространства. Птицын оценил ситуацию и взвесил свои шансы. Незнакомцу был нужен не он и даже не лейтенант Коломбо, а непременно Леня, такой далекий и непостижимый. Птицын мог бы им стать, но угрызения совести оказались сильнее. - Извините, вы ошиблись, - произнес Птицын как можно душевнее. – Я не Леня, я другой. - Это кто? - Послышалось в трубке, - это садоводческое товарищество. А где Леня? Птицыну стало весело. Он сбросил звонок и восстановил движение Коломбо к кульминационному моменту. Но через несколько минут неумолимый рок встал на пути лейтенанта. Телефон вновь вибрировал и номер, уже такой знакомый, наводил на грустные размышления. Охваченный каким-то смутным чувством, Птицын припал к трубке. Краем глаза он успел заметить тень разочарования на лице Коломбо, его талант опять оказывался невостребованным. - А это вы, здравствуйте, - развязано проворковал Птицын, силясь вжиться в нарождающийся образ. - Леня, это ты, - голос незнакомца просто звенел от радости, - наконец-то я до тебя дозвонился. - Разве!- Неподдельное удивление уже исходило из Птицына.- Я постоянно был на месте, должно быть связь барахлит. Минут пять они говорили о самом насущном. Незнакомец излагал Птицыну свое видение на некоторые положения нового устава садоводческого товарищества. Птицын же соглашался, изредка вставляя веские соображения, которые рождались в его воображении, словно потусторонние откровения. Собеседник по ту сторону телефона удовлетворительно хмыкал. Разговор был закончен на клятвенном заверении Птицына, что завтра он непременно встретится с Иваном Кузьмичом, председателем садоводческого товарищества и поведает ему обо всех сегодняшних совместных выкладках. - Он тебя послушает, Леня, - резюмировал незнакомец. Птицын же, наконец, получил возможность досмотреть фильм и еще раз убедиться в недюжинном интеллекте американского детектива. Незнакомец позвонил через два дня. Птицын ждал этого звонка, так как свято чтил ту мудрость, что «все возвращается на круги своя». - Леня, как же так, - в голосе незнакомца сквозила обида, многократно помноженная на разочарование, - я сегодня виделся с Иваном Кузьмичом и узнал от него, что ты не выполнил мою просьбу. - Я не Леня,- отрезал Птицын, впрочем, без всякой злости, - вы ошиблись. Незнакомец звонил еще несколько раз. Потом звонки прекратились.

Картинка четвертая

Знакомые предупреждали Птицына, что излишнее увлечение творчеством Михаила Булгакова может привести к совершенно неожиданным последствиям. - Каким таким последствиям? – простодушно поинтересовался Птицын. - Чертовщина всякая начнет мерещатся, - последовал лаконичный ответ. Суеверные страхи, однако, были чужды Птицыну. Что же касается чертовщины, то в глубине души он был бы не прочь немножечко соприкоснуться с ней – уж очень наскучила предсказуемая обыденность. Чтение захватило Птицына целиком. Герои Булгакова будоражили воображение, цепь мистических событий будила фантазию. Постепенно Птицыну самому стало казаться, что он поселился в этом загадочном мире. «Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение» - читал Птицын заключительные строки романа «Мастер и Маргарита» в ночь полнолуния и чувствовал, как в нем зреет нечто значительное. И тогда он стал писать, понимая, что рождаются стихи. Через час стихотворение было готово.

Лето. Парк. Аллея. Диск Луны

Светится у ночи на ладонях.

Мысли отчуждением больны.

И лечить их временно не стоит.

 Где-то там, в кромешной тишине

Призраки вступают на арену.

Явственно откроется вдруг мне,

Что они приходят мне на смену.

Вот уже душа темнее ночи –

(Кажется мне это или нет?)

Кто-то в ней рыдает и хохочет,

Серебром струится лунный свет.

Я бежать хочу от этой жути,

Но биенья сердца не унять.

В этой раскрывающейся мути

Сладостно и страшно мне летать.

После того, как Птицын несколько раз перечитал народившееся произведение, ему захотелось выбраться на воздух, пройтись. «Непременно туда, где …парк, аллея, диск Луны» - прошептал он. На улице, в душной июльской ночи он почувствовал себя великолепно. До парка Птицын добрался за пятнадцать минут. В потоках лунного света аллея казалась ему дорогой в запредельный мир. И вдруг он различил, что кто-то идет ему навстречу. Это был мужчина, одетый в длинный плащ и широкополую шляпу. «Ведь ему, наверное, жарко» - мелькнула мысль у Птицына, и тут же он узнал Максудова. Узнал по тонким чертам лица, по толстой черной папке, которую он теребил в руках. - Здравствуйте, - поздоровался Птицын. – Как поживаете? - Хорошо живу, - ответил Максудов. – Вот несу пьесу в театр. Быть может, утвердят. - Был он сдержан и загадочен. - А, что, разве вам назначено? – поинтересовался Птицын, не без некоторой доли иронии. - Понимаете, - начал он, словно бы из далека, - мне вчера приснился сон, очень занимательный сон. Сказав это, Максудов неожиданно умолк. Заинтригованный таким началом, Птицын стал терпеливо ждать продолжения беседы. Однако продолжения не последовало. Максудов как-то виновато улыбнулся и, не прощаясь, стал удаляться вдоль по аллее, прижимая к себе толстую черную папку. «Несомненно, там у него пьеса «Черный снег» - подумал Птицын. Он помнил все мельчайшие подробности из «Театрального романа» - Вы совершенно правы, - раздалось вдруг над головой у Птицына. Он посмотрел вверх. Там, на ветке дерева сидел Берлиоз. Как он туда попал, оставалось большой загадкой. - Вы что-то сказали? – ошарашено спросил Птицын. - Ну, что вы! - удивился Берлиоз, - это вы сказали. Я всего лишь преобразовал ваши мысли в звуки. Теперь мы с вами одной крови. - Что, что вы сказали? - заикаясь, пролепетал Птицын. Но Берлиоз вдруг превратился в большую черную ворону и улетел. Птицын же пошел дальше по аллее, думая о том, как все-таки переменчива судьба человека. От таких глубоких философских размышлений его отвлек знакомый и столь дорогой голос. - Ба, старый знакомый, сколько лет, сколько зим! Перед Птицыным стоял улыбающийся Иван Бездомный. Он просто лучился от счастья. - Знаете, - Птицын начал первым разговор, искренне надеясь, что хоть на этот раз удастся вволю побеседовать. – Знаете, я только что видел Мишу Берлиоза. Он какой-то странный в последнее время. Вы не находите? - Это у него началось после того, как на Патриарших прудах ему трамваем отрезало голову, - уверенно произнес Бездомный. – А до этого он был совершенно нормальным человеком. Ну, как мы с вами. Сказавши это, Иван испытующе посмотрел на Птицына, который поспешил энергично кивнуть. Беседа явно опять заходила в тупик. - А все чертов консультант, - продолжил разговор Бездомный. – Надо же было ему появиться в Москве то самое время, когда я занялся изучением христианства! - Да, действительно, не вовремя все получилось, - согласился Птицын. После этого у Ивана Бездомного как-то сразу пропал интерес к разговору, и Птицын неожиданно потерял его из виду. Он одиноко стоял посреди аллеи и в голове у него что-то шумело. Хотелось спать. Домой Птицын добирался около часа.

Картинка пятая

Вечером во вторник в новостях прозвучало сообщение о безвозмездной передаче Китаю российских островов на Амуре. «Надо же, какой президент у нас щедрый». - Птицын даже присвистнул от удивления. На другой день, едучи в троллейбусе, Птицын слышал, как граждане обсуждают президентский подарок. - Это что же такое твориться, скоро всю страну раздадут. - Раздадут, не раздадут, а разворуют – это точно. - А все дело в том, что нет у нас национальной идеи… Птицын дискуссию не дослушал, потому как вышел на следующей остановке. Но мысль о национальной идее запала в душу основательно. Нельзя сказать, что раньше он не задумывался над этим вопросом. Конечно, задумывался. Но было это все как-то размыто, абстрактно и беспредметно. Теперь же словно какой-то толчок случился в мыслях Птицына. «Может страна жить без национальной идеи или не может?» - именно такой вопрос сверлил его мозг весь остаток дня. Птицыну захотелось побеседовать с кем ни - будь, разбирающимся в сущности вопроса. Дело оставалось за малым – отыскать нужного собеседника. Из предыдущего жизненного опыта он знал, что если сильно чего-то захотеть, то это непременно произойдет. Птицын умел настраиваться на нужное состояние. Спустя два дня Птицын стоял у парапета на набережной реки и наблюдал за полетом чаек. В глубине души он хотел бы вот так же парить в воздухе, не ощущая тяжести каждодневной суеты и скуки от осознания бессмысленности выполняемой работы. - Любуетесь, - мягко и приветливо прозвучало слева от него. Птицын повернул голову. Голос принадлежал сухонькому старичку интеллигентной внешности. На лице, покрытом мелкими морщинками, светились молодые умные глаза. - Любуюсь, - доверчиво ответил Птицын, - знаете ли, смотришь на божьи творенья, не осознающие своего совершенства, и сразу же понимаешь, как несовершенен человек со всеми идеями и открытиями. - Ну, это вы зря, - улыбнулся старичок, - человек самое совершенное божье творение, просто он сам этого не осознает. - Почему это не осознает? – неожиданно возникшая беседа начинала приятно волновать Птицына. - Да потому что человек создан по образу и подобию божьему, - говоря это, старичок мечтательно прикрыл глаза, как бы вспоминая нечто важное и сокровенное, - а разве можно осознать сущность Бога? - Наверное, нельзя, - механически ответил Птицын, пораженный такой любопытной и глубокой мыслью. - Вот то-то и оно, - старичок опять заулыбался. - А что касается идей, так они как раз и являются интуитивной попыткой проникнуть в замыслы Творца. - И национальная идея тоже такая попытка? – Птицын произнес это на одном дыхании, потому как уже понял, что беседует с тем самым нужным собеседником. - Ах, вот, что вас волнует, молодой человек! - Старичок как-то странно посмотрел на Птицына. – Москва - третий Рим, Германия превыше всего, мировая революция, новый мировой порядок, - перечисляя, он загибал пальцы. – Что там еще? - Великая Россия, - неожиданно резко ответил Птицын, чувствуя как в глубине души у него зреет непонятное раздражение. - А в чем величие России? – старичок внимательно смотрел на Птицына. – В том, что есть Пушкин, Лермонтов и Чайковский или что много нефти и оружия? - Сложно сказать, - Птицын выдавил избитый штамп. При этом он стал смотреть себе под ноги, словно там надеялся отыскать ответ на вопрос. Собеседник начинал злить его. Птицыну хотелось говорить о коррупции, о предательстве национальных интересов, о загубленном производстве и произволе властей, да Бог знает еще о чем мог бы он сказать с искренним чувством. Но когда он поднял голову, то обнаружил, что старичка рядом с ним нет. Птицын растерянно оглянулся вокруг. Вдоль набережной прогуливалось две парочки и одинокий гражданин с сенбернаром на поводке. «Наверное, он там скрылся, - подумал Птицын, глядя на полосу зеленых насаждений в десяти метрах от парапета, - но как он тихо и незаметно ушел». Чайки, между тем, продолжали свой прекрасный полет. Наблюдая за ними, Птицын думал о чем-то своем, глубоко личном.