Новелла.
Перед богом.
- Ваша свеча догорела, - сказала прихожанка мне и ушла, оглядывая меня с ног до головы, во что я одета и что я за человек, пришедший в столь ранний час в церковь.
- Ничего, - улыбнулась я вслед уходящей женщине.
Икона висела передо мною, и я стояла и рассматривала Аллу Готскую, святую великомученицу, которая много лет назад увлекла за собою столько народа, что поразило многих. Вот она, Алла Готская. Та, которую я искала много лет, и та, которой я доверяла как себе, больше жизни. Её зовут Алла, и меня зовут Алла. Но она жила много лет назад, а я – сейчас, в этом мире розовых грёз, розовых мечтаний и голубых притворов судьбы, которой отдала себя с рождения.
«Только ты моя спутница моей жизни», - мысленно произнесла я, шепча молитву и вспоминая свою небольшую, в пятьдесят лет, жизнь.
Горькая волна пыталась опять захлестнуть мои мысли, но я попыталась отогнать их. Сколько можно. Ведь прошло столько лет, а я вот она, стою перед ликом своей спутницы и ничего не вижу. Пелена заслонила вчерашним тяжёлым узлом жизни, глаза.
«Ещё раз посмотрю и уйду. А ты останешься хранить меня в этих стенах, пропахших ломпадовым маслом, свечами, сгоревшими дотла и до середины чьей-то жизни - кручины, а может быть, и хорошей. А я пойду дальше, искать пути выхода из своего напутанного счастья, что дала мне мама. Где же ей было знать, в те, шестидесятые годы, что такое болезнь, сосудистая система. Она родила здорового ребёнка. Это сейчас можно по ДНК узнать о твоей жизни, сколько лет проживёшь. А там, за пределами после военной жизни, такой же тяжёлой, как и в войну, никто и предугадать не мог, сколько ты будешь жить, сколько тебе бог дал дней поразмыслить над своею жизнью, куда пойти, по какой дороге и что принести людям в ответ на их вопросы, на которые ты сама порою не сможешь грамотно ответить».
Я стояла, а свеча, моих дней догорела. Остался один лишь только огарок, тот кусочек парафина, что расскажет всем людям о жизни тех, кто ставил свою заветную свечу, перед тобою, Бог. Это ты человек, над нашей жизнью, видишь, кто куда идёт, что делает, и что говорит.
А я стою и вспоминаю свои детские годы. Они прошли хоть и спокойно, но тяжело. Вечная нехватка денег, до получки которых не хватало. Все бегом в магазины, за колбасой. Поставишь всю свою семью в очередь, и ты будешь сыт, целый месяц. Мама как-то стеснялась таковых чувств души. Ведь всем надо колбасы. А кто-то и не вспоминал об остальных. Держал за руку всю свою детвору и радовался каждой палке мясного куска.
- А мне сметаны. Вот, мои дети, все. Мне много надо. Что я вам сделала? Родите столько и вы будете брать по многу, - кричала полная тётка в очереди, подавая трёхлитровую банку под сметану, продавцу, - Вы вот работаете здесь и, наверное, сами-то берёте не одной себе. И мне давай на всех тоже. Ишь, ты, какая. Всё ей. Да, бабы. Давай, пошевеливай, пошевеливай ногами то. Да, смотрите, вот вы, за тем, чтобы она воды не налила. Они, ведь вы сами знаете, какие. Уже, наверное, там разбавили.
- Ну, что Нина, кричишь. Ведь, сама в магазине работаешь, - говорили ей, стоящие в очереди, - По себе, что ли судишь? Сама и разбавляешь…
Уже веселее шумела очередь, поймав Нинку-продавщицу с поличным. А та, не расстроившись ничуть, подала банку под сметану, положила деньги и пошла, к себе, домой.
- Я хоть и продавщица, но не пример некоторым. Видишь, где беру всё. В нашем же магазине.
Очередь разошлась по домам.
А я опять стояла в церкви и вспоминала о своей жизни в доме родителей, простом, деревянном, который отец сам строил, чем и гордился очень. Свой дом! Моими руками построен. Каждый гвоздь вбил сам. А вот хвастать не любил. Но всегда, тихо, как-то по-особому гордился своим трудом. Сам! Это о многом говорило. Так и жили по-соседству, гордясь своим трудом.
Болезнь, она проклятая смертушка. Не спрашивает никого. Сколько тебе лет. Один, три, пятьдесят. Вся твоя. Вот ноги закрутило, а тебе всего двадцать шесть. Это ноги вспомнили о сыне, умершем совсем недавно, в восемьдесят шестом. Сердце, врождённый порок. Нет, это руки закрутило, о маме, она умерла в восемьдесят шестом. А где душа твоя. Она вся, вот она, перед тобою. Вся в крестах жизни. Вот крест – сын. Он белокурый, кудрявый, с карими глазами, как у мамы. Нет, это крест – мама. Она молчаливая. Спокойная. Встанет рано утром, печь растопит. Тесто взобьёт. Брусники занесёт и начинку готовит. Надо, чтобы вкусно было. А что это за еда, если души твоей не было в её приготовлении. Вот аромат булочек прошёлся по комнатам, защекотал у тебя в носу. Нет, это рыбный пирог в печи, русской, пышет.
Никогда не жаловалась на судьбу.
Сядут вечером, когда детей спать уложат, вдвоём с отцом на кухне и считают свои богатые капиталы.
-Это Руслану. У него ботинок нет. Горит всё на нём. А Алла подождёт.
Ох.
А вот как сосуды расположены, не знали. Да кто знал об этом хоть что - нибудь раньше. Течёт кровь по сосудам, да и ладно.
Вот сейчас и думай об этом. Много лет прошло и вот. Приговор, наверное, смертный твой. Сосуды не дают покоя теперь. Никогда не лечилась. А кто знал, что это. Никто не подскажет. Ты всю душу человеку, мол, тебе надо то и то. А о тебе, забыли и ладно. Живи, как хочешь. Наша жизнь заметает следы морозной метели. Скользит по льду твоей тропинки. Правильно, ты людям добро делай, а они, ладно. Пусть живут, как хотят. Не считать же часы жизни над умирающим человеком и не желать же ему смерти. Не по-божески это. Бог не разрешал смерти желать человеку. И ты так же живи. Бог, он всё видит.
«И что это врач сказал мне, такое. Грыжа. А после, скольких операций можно её делать? Сколько можно пережить наркозов, от которых ты спишь мертвым сном. По двенадцать часов и не просыпаешься. А как же сейчас быть? Сахарный диабет, артериальная гипертензия. Все-таки раздергали меня врачи, всё пришло с их нетерпением поэкспериментировать над «мышами». Что же мы, сильные душой разве. Ноги болят, не верят. А они на самом деле болят. Сахар в крови высокий, он и в самом деле такой. Что я могу сделать. Ничего не помогает. Не сбавишь сахар в крови, умрёшь через два года – так и говорят. Им то, что. Не они же. Глаза слепнут. А вот о пояснице вообще молчу. Адские боли сразу с утра, только что встану. Вот и думай, что у тебя болит всё-таки. Да ещё и сердце сбои даёт. Тахикардия – до 110. А что с миомой делать? Желчного нет. Как же жить? Сын ещё только женился, но пока так. Свадьбу надо. Серебряная свадьба на носу, через полтора года. Дочь только поступила в институт. Кто же дальше растить будет? Галя, наверное. Кто же ещё. Хорошо, что хоть есть кому растить и моих детей. Любы нет уже два года. Растут при отце и Гале. И мы рядом всегда. Хоть поговоришь и то, хорошо»
Стояла я возле иконы и смотрела своей смерти в лицо.
Приговор.
11.02.2012 года.
© Copyright: Альфира Леонелла Ткаченко Струэр, 2012
Свидетельство о публикации №21202110487
Новые комментарии