Шестого июня я встал от неожиданного стука в окно. Подошёл к окну, а там стоит, вы не поверите, сам Александр Сергеевич Пушкин собственной персоной. Тридцатипятилетний опрятно одетый с тростью и в цилиндре.
Я вышел, обошёл дом и около окна с южной стороны дома увидел мужчину. Подошёл к нему. Мы поздоровались. Рукопожатие его оказалось, довольно, крепким.
Пушкин спросил: – Сорока, а ты не смог бы мне показать дорогу к памятнику мне?
– Какой разговор, Александр Сергеевич, оденусь, и пойдём.
Я пригласил Пушкина войти в дом, но он наотрез отказался: "Нет, нет, это ты такой смелый, а другие пугаются меня, а потом, придя в себя, стараются потрогать. И приходится мне улетучиваться. А новое возвращение на ваш Свет откладывается на недели, а то и на месяцы".
– Но вы же со мной поздоровались.
– Мне вас касаться можно, а вам меня нет.
Дорогой Александр Сергеевич расспрашивал, как удалось в таком маленьком городке собрать деньги на памятник. Я, перескакивая, с одного на другое, объяснял: "Основные расходы на себя взял Тенгиз Ливич Данелия и деньгами и бронзы шесть тонн выделил, его фирма тогда занималась сбором металлолома. А на оплату труда скульптора выделил деньги Владимир Николаевич Коротич". Некоторые встречные люди останавливались и провожали нас изумлёнными взглядами, остальные же не обращали никакого внимания, торопились куда-то.
Когда мы подошли к памятнику, Александр Сергеевич, обошёл его вокруг и спросил:
– Сергей, а скульптор, кто?
– Михаил Кульгачёв.
– Он сам сегодня будет здесь?
– Нет.
– Жаль, хотел поблагодарить его за талантливую работу. А почему его не будет?
– У него с ногами плоховато, тромбоз какой-то одолел. В больнице после операции лежит.
– И надпись на пьедестале не как на других памятниках – "А.С. Пушкин". И, действительно, без надписи не определишь кого изваяли.
– Эти слова предложил начертать наш композитор Михаил Стариков.
– Помню, помню, они из стихотворения "К Батюшкову", – и Пушкин полностью прочёл его, затем продолжил, – у меня к тебе, Сергей, одна просьба – подойди к организаторам праздника вручения молодым поэтам премии моего имени и попроси, чтобы они дали мне три минуты, хочу прочесть "Памятник".
Ну, не мог я отказать Александру Пушкину и подошёл к ведущей программы, которая одета была в длиннющее платье с кольцами внутри по подолу. Двигалась она в нём, словно жёрдочка, на которую водрузили полотнище, подметая пыл с вымощенной площадки. Поздоровался и выпалил: "Вы позвольте Александру Сергеевичу прочесть стихотворение "Памятник".
– Какому Александру Сергеевичу?! – взвизгнул та.
– Пушкину.
– Нет, не я же составляла программу... вон к Пуршкову обращайтесь.
Геннадий Валерьевич, улыбаясь, весь в довольстве, что всё идёт как задумывалось: оркестр играет старинные мелодии, балетная группа театра кружится в вальсе.
После обоюдного приветствия я с ходу спросил:
– Не разрешите ли вы, Геннадий Валерьевич, выступить Александру Сергеевичу? Он желает прочесть своё стихотворение "Памятник".
– Господин Сорока, –так он стал меня навеличивать, когда обратился ко мне "товарищ", а я его поправил не "товар ищи", а "господин", – какой ещё Александр Сергеевич?
– Пушкин.
– Нет, нет! Программа согласована с зам. мэра по социальным вопросам, да вот и он...
Чериченко вальяжно, двигаясь, наблюдал сквозь линзы очков за происходящим.
– Пётр Борисович, Александр Сергеевич, желает прочесть своё стихотворение "Памятник".
– Какой ещё Александр Сергеевич?
– Пушкин.
– Какой Пушкин, ему сегодня двести двенадцать лет исполнилось, а столько долго не живут у нас.
– Вон он, за забором стоит.
– Где е?..
– Да, вон его Андрей Каспришин фотографирует.
– А почему он сам ко мне не подошёл?
– Ему нельзя, вот он меня и попросил.
Перекинувшись парой фраз с Пуршковым на языке понятным только чиновникам, произнёс:
– Передайте ему мои извинения, но мы не можем изменить утверждённую мэром города программу и список выступающих.
Я попытался возразить: – Но сам же автор желает прочесть своё стихотворение "Памятник".
– Причём тут автор? Вот, – он взял услужливо поданный листок Пуршковым, – видите, печать и подпись.
– А мэр будет?
– Нет, он проводит совещание.
Я бросил: – Пойду к мэру! – и направился в сторону администрации города Барнаула, как услышал:
– Сергей Сергеевич, не ходите! Лучше, знаете, так сделаем, вы напишите заявку, пусть Пушкин за три месяца представит текст своего выступления. А шестого мая, пусть приходит на прослушивание выступающих и если комиссия посчитает его выступление приемлемым, мы включим в список выступающих и дадим на утверждение мэру.
– Пётр Борисович, мне не даёте слово молвить у памятника, так хоть Пушкину-то разрешите. Это же Пу-ушкин!
– Ну и, что?! Порядок установлен мэром, и мы его обязаны выполнять.
– А, может, Пушкину вы сделаете исключение, и предоставите сейчас время для выступления?..
– У нас порядок такой. Пусть хоть кто будет, всё равно нарушать порядок мы не будем, так и передайте Пушкину.
Последние слова зам. мэра я слово в слово передал Александру Сергеевичу. Он нисколько не удивился и сказал:
– Двести двенадцать лет живу в России, а ничего не меняется: те же держиморды, те же чинуши управляют культурой и страной.
Комментарии