глава из повести
Экономист Лиза Томная и в самом деле небольшого росточка. Не в пример современным красавицам. Всего метр пятьдесят семь плюс пятнадцатисантимеровая шпилька. На каблучках Лиза выглядит стройнее и рельефнее. Чулки сеточка, кокетливый взмах ресниц, золотисто-медовое биополе, в котором мужчины вязнут с головой, ногами, кошельками и прочими достоинствами. Бульк. Только и видели очередного поклонника, которому так хорошо и уютно в тягучем янтарном сиропе Лизиного женского естества, что выбираться на белый свет он ничуть не торопится. И воздуха ему хватает, и неба над головой, и впечатлений более чем достаточно.
Такая уж эта благодатная среда, оказавшись в которой даже самый неказистый сморщенный сухофрукт надувается-наливается изнутри всеми полезными соками и превращается потихоньку в полновесный упитанный плод, излучающий телесное здоровье, ненавязчивое благодушие и горделивое чувство собственного достоинства. Вот теперь и обратно в жестокий мир выскользнуть можно. Но уже не страшно, уже хорошо, спокойно. И дышится вольно, и яркий солнечный свет в глаза не бьёт, не слепит, а ласкает-согревает своим участием заново обретённую, со всех сторон омытую, ещё влажную плоть, наполняет её до самого краешка живым подвижным теплом. А теперь вперёд во всю молодую-удалую прыть! Не оглядываясь, не рассуждая, не останавливаясь! Через заборы, овраги, канавы – прыг-скок, мимо всех засыпающих на ходу, от страха скукоженных, с обломанными крыльями, вылинявшими глазами.
А самой-то благодетельнице как приятно, как радостно и волнительно от всего этого! Так замечательно соответствует она роли питающей от щедрот своих женственности. И, кроме того, у неё, эгоистки законченной, своя корысть, своё удовольствие: она через этот упоительный акт, прежде всего, самую себя познаёт и с собой соединяется. “Я сама теперь жизнь! Так что черпайте меня большой ложкой, кто может”.
А потом не идёт – летит, каблучками земли не касаясь. 43 килограмма – самый вес для левитации. Мимо такой не пройдёшь, не заметив, ещё раз, и ещё оглянешься, взглядом приклеишься, потому как большая редкость встретить среди скучных унылых лиц столь откровенное кокетливое сияние и беззастенчивую открытость каждому встречному. Грех не взять, не откусить кусочек от упругого обильного бедра или вкусного атласного плечика, напоказ выставленного. А руку к ней протяни – непременно останется на ладони липкая ароматная сладость вкуса и запаха спелой садовой клубники.
Не всегда, конечно, такой соблазнительной ягодкой она выглядела. Не всегда так щедро своих поклонников потчевала. Ещё пару лет назад никто и не узнал бы её нынешнюю в той Тихой Печальнице, которой она в то время слыла. Неброская, неслышная, семь лет в пыльном углу возле облупившейся батареи жила. Там и сына своего выносила, и горы книг перечитала, и мыслей разных на 10 лет вперёд передумала. Здесь и все свои сокровища – обрывки писем, снов, воспоминаний берегла-лелеяла-прятала от недобрых да любопытных глаз. А загнали её кроткую непротивящуюся в этот угол самые близкие родственники – мать родная да супруг любимый свет Серёжа. У одной она надежд не оправдала – не того мужа себе выбрала. Другой, собой очарованный, и вовсе о существовании жены забыл. Она и в выходные одна, и вечерами – одна, в кино или театр – тоже в гордом одиночестве.
Было в жизни её одинокой загнанной ещё и другое – стыдное, о чём, краснея, только одному дневнику и могла доверить. После родов не касался Сергей её, как женщины. Ночевать в соседнюю комнату уходил, без объяснений, как само собой разумеющееся. А зачем ему?! У него жизнь насыщенная, творческая, многообещающая, у него – карьера, успехи, поклонницы. Элегантный, утончённый, насмешливый, он у всех нарасхват и всегда с кем-то, но без неё. Вернётся – глаза хмельные, чужие, весёлые; сразу под душ и в постель. Спросишь: “почему так?”, ответ один: “заслужила”. И действительно, ничего в ней такого особенного. Он – каждый день разный, многомерный, многоликий, непредсказуемый, она же – всегда однотонная, как будний день в середине недели. Но преданная, любящая, прощающая – только мало этого для счастливой семейной жизни. Скучно. Ей и Серёжа в редкие минуты нежности говорил: “Ты, конечно, у меня экземпляр редкий. Но настоящие волчицы совсем другую стать имеют”.
Да какие уж там волчицы?! Вспоминать стыдно о той убогой жизни у батареи. Что это было – любовь, болезнь? Трудно сказать, но без него – то чужого, жесткого, насмешливого, то вдруг до боли родного, близкого, с тёплыми лучистыми глазами в окружении пушистых ресниц – жизни своей она не мыслила. И хотя своего отражения в водах тех не могла узреть, все равно ждала-надеялась, что вернётся потерянный рай, где и яблоки на ветках целы и любовь нетронута..
Но ведь была же…Была и она для Сергея единственной! Обещался ей содрать с неба радугу, чтобы каждый день разный цвет имел. Даже во сне её присутствию радовался – глаза в глаза, рука в руке, душа к душе. Но ровно до тех пор, пока не перетекла она в него полностью, ничего для себя не оставила. Вот тогда Сергей и перестал жену замечать. Сначала он, потом другие... А она эти перемены не сразу уловила, почувствовала. А увидев, не захотела на поверхность вынырнуть, еще глубже внутрь себя забралась, спряталась. Тихо снаружи – ни вздоха, ни вскрика, ни жалобы, сладостно-горько, тоскливо внутри.
Бросил он её в итоге, ушел к той, которая сама для себя. У которой и стать, и смелые брови вразлёт, и поступь твёрдая, пальцы длинные холёные, сигаретным дымом и дорогими духами пропахшие. И никакой преданности… Как наскучит, уйдёт, не оглянется. Воля для таких дороже всего!
И хорошо, что бросил. Замечательно. А иначе до сих пор в углу своём отсиживалась, пыль вперемешку с обидами сглатывала, пока не высохла окончательно. А так все накопленные за долгие годы горести да кручины молодая страдалица наконец из себя выскребла-выплакала. По ветру развеяла. К новой жизни тем самым если не возродясь, то приспособясь вполне талантливо.
Теперь и у неё стать, да ещё какая! Всем на зависть. И смелые брови к вискам взлетают, и сочный призывный рот ярким карандашом очерчен. Штрих, еще штрих – глаза травянисто-зелёные столько страсти обещают, в такой омут манят. “И откуда же Вы такая?” “Да вот сама себя смастерила, придумала. Неплохо?” Самой себе, например, она очень даже нравится. В зеркало на себя не налюбуется. Всё ретуширует, редактирует свой новый образ потрясающий. Одну привлекательную черту добавит, другую сотрёт. Как Вам такая улыбка? Не нравится? Н-да, простовато немного. Ничего, сейчас добавим чуток многозначительной задумчивости, ироничной насмешливости, великодушной сострадательности. Вот теперь в самый раз. А желаете? – так можем и оскал изобразить, настоящий волчий, чтобы душа в пятки улетела.
И палантин, палантин непременно! Травянисто-зелёный, под цвет глаз. С узором причудливым по краю полотна, ещё до замужества вышивала, фантазировала. И рисунок получился диковинный. Чем дольше на него любуешься, тем он живее становится. И виньетки, и розетки здесь, завитки, цветы, зарубки разные. Линии косые, выгнутые. А цвета, как юность, яркие – алый, золотой, лазоревый. Линия одна с другой переплетается, и у каждой свой намёк, свое значение. Только вот едва ли вышивальщица сможет разъяснить своё творение. Главное – к лицу, и очень даже эпатажно выглядит. Хорошо, что вспомнила да примерила.
А ещё янтарь! Смолы кусочек, окаменевшей древности дыхание. Тёплый, живой, прозрачно-золотистый – не столько даже как украшение, а в качестве амулета любовного. Как никак, слезы Гермион – дочерей Солнца. Духов горьковатых самую капельку, в ямочку на нежной шейке. Ну, вот и всё, кажется. Хороша! Безупречна! Ладно скроена!
Правда, профессия уж слишком прозаическая. Сестра – балерина, муж сестры – фотохудожник. А она бухгалтер. Такая преснятина... Но и здесь подредактировать можно. Ну, допустим, графический дизайнер. Отчего ж не стать ей дизайнером? Современно, художественно, самодостаточно. Документы финансовые для дизайнерских фирм не один раз готовила, вся подноготная ей доподлинно известна.
Да она и сама, как удачное дизайнерское решение. Всё у неё учтено, продумано: и ракурс, и освещение. Знает: и сесть куда, и как повернуться, и какую цветовую гамму для наряда выбрать, и какую часть интерьера предпочесть. Выставить коленки, дымчатым шелком обтянутые, напоказ, или, напротив, под юбку спрятать? Склонить кокетливо головку к плечику или горделивой отчуждённости на гладкое чело напустить? Столько разных мелочей, о которых умная женщина представление иметь просто обязана. Из деталей образ строится. И чем тщательней они подобраны, тем изысканней выходит узор.
И откуда что взялось в прежней Скромнице? И знакомые дивятся и незнакомые. А сама Лиза, кокетничая, всем про чакру свою нижнюю рассказывает. Дескать, после крещенского купания в проруби раскрылась она у неё, прямо как цветок лотоса. И смеётся, обнажив белые ровные зубы. А что? Забавно придумано, и вполне соответствует нынешней реальности. О каких только чудесах не толкуют сегодня по телевизору. Как бы ни было, но шутливую эту историю слышали в городе очень многие, в разных компаниях повторяли с подробностями. Так что, вскорости сделалась она почти мифической. И при встрече с её героиней представители мужского населения от пятнадцати лет до шестидесяти тут же начинали фантазировать, представлять в ярких образах, как внизу симпатичного животика, чуть пониже пупка проколотого, в самых недрах женского таза затаилась, залегла до времени неведомая пульсирующая энергия. И в любой момент – подтолкни только – готова она выпрыгнуть, проявить себя во всей первобытной самости. И одним своим только присутствием мир преобразить, вернуть ему яркие краски да былое могущество.
На Крещение развод у Лизы случился, на Крещение и в прорубь она прыгнула. Утром выдали ей в суде нарядную перламутровую книжечку – “Свидетельство о расторжении брака” с Сергеем Томным, а к вечеру в студеную водичку она с разбегу и бросилась. Из любопытства да с подружкой за компанию.
– Поторопись, девонька, и люба станешь каждому, – напутствовала Лизу пожилая женщина, что дежурила на Крещение в раздевалке у озера “Светлое”, куда стекался в праздник окрестный люд, желающий искупаться в проруби да обрести второе рождение.
И о чём только в тот час на небесах думали?! Сразу после экстремального купания вдруг почувствовала Лиза, что стала иной женщиной. И нет у неё больше пыльного прошлого, а только непонятное настоящее и соединяет она в себе отныне: и небо и землю, и ангелов и демонов, и Мадонну и Блудницу, и порок и добродетель. Сотканная из противоположностей, сама себе незнакомая, манит и отвергает, захватывает и ускользает, подчиняет и вырывается, очаровывает и разочаровывается. И каждый день она разная, многоликая, многомерная, непредсказуемая. И всегда с кем-то, и никогда в одиночестве. Многие догнать её пытаются, увязнуть с головой в сладкой патоке. Но она сама всегда в погоне, всегда в поиске. Ищет-мечется-зовёт губами пересохшими того единственного, близкого, который смог бы утолить её неутолённое. Но узнать его лица не может, как ни старается. Два глаза, нос, подбородок . Как вспомнить? Как почувствовать? По каким признакам от других отличить? И приходится ей и среди бела дня и темной ночью довольствоваться теми посторонними, приблудными, кто рядом почему-то оказался с ней.
Хоп ля! Зато жизнь её теперь подобна радуге. Что ни день, то новое событие.. Как-то вечером с ключами вместе вытянула Лиза из сумочки половинку тетрадного листа, на котором её же почерком оказалась выведена странная фразочка, на припев дурацкий больше похожая: “На тарелке помидор, а я хочу пряник”. Пробежав глазами предложение, выдернутое из контекста по чьей-то прихоти, Лиза даже занервничала немного: “Что могло значить такое послание?” И уже перед сном вдруг вспомнила, как случайно год назад попалась ей в руки книжка под названьем “Современная волшебница”. И составила она по прочтению заговор на своё счастливое будущее. Спелся и сложился тот стишок сам собой, и легко и весело вдруг стало. Сущим вздором показались все обиды-огорчения. А особенно насмешил её в тот момент образ утончённого Сергея в теле краснокожего помидора, никому отчего-то не нужного. И теперь, год спустя, эта фразочка о себе опять настойчиво напомнила, выпрыгнула из безрадостного прошлого, посулила нескучное будущее.
Превратилась Печальница в Странницу. Отворилась дверь. А куда идти? Столько лиц вокруг, характеров, возможностей. Это в замужестве она у окошка всё сидела да Сережу своего выглядывала. А теперь её черёд! Пускай её дожидаются, она у всех нарасхват. За два года – сплошной триумф. Ни одного поражения. А мужчины благоволят столь удачливым. Настоящих мятных пряников на её пути, правда, пока ещё не встретилось, зато других-очарованных-околдованных становилось в коллекции всё более. Экземпляры разные, по-своему интересные – образованные, пригожие, но отчего-то непропечённые. И без корицы и без изюминки.
В первых рядах оказались пришпилены вальяжный таможенный брокер Костя, фотохудожник и муж сестры Денис, коллега по работе Виталик, преподаватель Егор Давыдович, политолог Базилевич Андрей. Даже занудный начальник отдела, в котором работала Лизанька, так и просился на булавочку, поглядывал, страдая душой, в её сторону, и всё чаще говорил своей вкусной сотруднице, как хороши, как безупречны ее документы финансовые, как радуют они его придирчивый глаз и формой и содержанием.
Хоп ля! Превратилась Странница в Прелестницу, вместо сердца – сладкая клубничина. А свое сердечко настоящее Лиза с глаз подальше спрятала. И не больно ей, ни тоскливо, ни холодно. Ну, а если вдруг появится какой Особенный, то она его на прежнее местечко тотчас же пристроит аккуратненько. И ничего её мужчина не заметит, не почувствует. Они к таким мелочам обычно невнимательны. А пока всё её в жизни устраивает... И общение и поклонники – в удовольствие! Комплименты говорят, подарки делают. Вот какой приятной оказалась жизнь! Тает сладкая клубничина, истекает розовым ароматным соком…
Осаждая ту особу бессердечную, воздыхатели ничуть не досаждали ей. И неясно, кто вокруг кого хороводился. Есть игра такая детская “каравай”: стоишь посередине круга, тычешь легкомысленным пальчиком – на кого придётся, куда вздумается. И чем чаще из круга выдергивают, тем веселее становится, голова кружится, партнёры меняются, глаза искрятся. Ну, а смысл в той игре один-единственный – чтобы без внимания не оставили, непременно ткнули в твою сторону. Хоть и понарошку, но уж очень хочется нравиться, иметь успех и постоянное подтверждение необыкновенной своей привлекательности! И выбирали, и подтверждали и приглашали в разные места. И сама она тех, кто её выбрал, тоже в одиночестве не оставляла, всегда ответный ход навстречу делала. Обедать ходила с Костей, выставки посещала с Денисом, а постоянно виснувший компьютер приводил в чувство исключительно Егор Давыдович, которому страстно хотелось “зависнуть” в уютной Лизиной квартирке самому. Однако, находясь в состоянии непрестанного томления, непритворного мужского внимания и не скупясь на авансы, Лиза отнюдь не спешила делать выбор по-взрослому...
Комментарии
Удач Вам!