ЗАКУЛИСНЫЙ СИНДРОМ
… Он уже надел белоснежный камзол и трико – нужно было исполнять партию Принца, - но, придирчиво оглядев себя в большое круглое зеркало, вдруг увидел, что парик с белокурыми локонами съезжал при каждом резком повороте головы. «Опять парикмахеры напортачили, паразиты!» - ругнулся в сердцах Перельман.
Премьер балета был вне себя от ярости. Скоро выход на сцену, а телефон в бутафорской, как назло, молчал. И Перельман отправился туда своими лучшими в Поволжье, хорошо накачанными ногами. У него уже была заготовлена первая затравочная фраза: «У меня делается припадок от такой топорной работы».
За кулисами царила обычная суматоха. На узкой лестнице Перельман шарахался и притискивался к стене, пропуская несущихся сверху пахнущих гримом и пудрой расфуфыренных балерин и танцоров, которые то ли просто не видели звезду балета, то ли мелко пакостили из зависти, не уступая ему дорогу.
Это еще больше распалило ведущего артиста. Усы его поднялись, как у моржа. Но движение пронеслось и замерло, и премьер выпустил пары. Правда, была еще одна незадача. Предстояло снова спускаться и огибать сцену. Настоящий лабиринт, безмолвие пустоты, коридоры, которые зачастую кончаются тупиком. Темь такая, что жуть берет, заблудиться можно в два счета.
Но работники театра оперы и балета прекрасно здесь ориентировались. В полутьме, среди сваленных грудами пыльных декораций, кипела рутинная работа, какой занимаются перед каждым спектаклем. Озабоченно сновали костюмеры, рабочие сцены наполняли ящик с канифолью, осветители в грязных робах тянули кабели, о которые Перельман тотчас же споткнулся и больно хряснулся коленом. Он чертыхнулся, подумав, что мог получить такую травму, что вместо партии Принца в «Лебедином озере» месяца три исполнял бы па-де-де на костылях, и в этот момент увидел фигуру в черном плаще, медленно плывущую по коридору. Она обернулась, и леденящий ветер страха сжал сердце премьера, как студеная вода в реке. Артист едва не потерял сознания от безобразного облика призрака с ветвистыми рогами и едва ли не дюжиной глаз. И это было не сном, хотя чудище тут же исчезло за поворотом.
Поразителен был тот факт, что Перельман не сошел с ума в ту же секунду. Но времени на то, чтобы сделать это или банально лишиться чувств, у него уже не было. Нет, сегодня явно не его день, подумал он. Надо просить режиссера, чтобы его, премьера, заменил дублер.
Он решительно повернул обратно, но в этот момент обнаружил, что его трико измазано чем-то красным. ОТКУДА-ТО СВЕРХУ КАПАЛА КРОВЬ…
Фатальная бомбоньерка
Этот город в Поволжье трудно назвать провинциальным. Он основан много веков назад и, хотя никогда не являлся официальным губернским центром, всегда считался одним из главных очагов культуры большого региона, включающего территории нескольких современных областей и республик. Здесь в седую старину уже были школы учености – цифирная и грамматическая, библиотеки, типографии. Потом открылся и театр.
Театр принадлежал состоятельному купцу Травобоеву. В роли артистов выступали его дворовые. Но со временем труппа стала профессиональной. Местная газета писала, что эта труппа «не испортит никакого водевиля, а оркестр из 30 человек не оскорбит ни одной нотой вашего слуха».
Поначалу представления крепостных актеров проходили в доме владельца театра в дни приема гостей. Позднее они стали устраиваться в здании дворянского собрания, причем зрители располагались по ранжиру. Первые ряды в партере занимали подьячие и другие мелкие чиновники, а ложи – представители местной знати. На галерку пускались все желающие - с одним только условием: чтобы они были чисто одеты.
Театр Травобоева пользовался популярностью – примерно такой же, как другой провинциальный театр, в Нижнем Новгороде. Они, кстати, соперничали друг с другом. Но нижегородский театр все-таки одержал победу в негласном состязании, хотя все козыри были в руках внука Травобоева - он переселил своих питомцев в новое здание, построенное в стиле псевдобарокко.
Пальма первенства досталась Нижнему после одного странного события. А случилось вот что. На сцене театра Травобоева шла опера Моцарта «Волшебная флейта». В оркестре после сладостно-страстных мелодий, источаемых скрипками, глухо зарокотала трагическая тема. Дальше должна была последовать ария главной героини, но сцена хранила безмолвие. Это продолжалось довольно долго, и какая-то глухая тревога повисла в воздухе. В растерянности замолчали и оркестранты. Представление было сорвано.
Вызвали полицию. Частный пристав Семенов в рапорте полицмейстеру сообщал, что до выхода на сцену артистка Анна Калиновская находилась в своей уборной. Ее гримировали. Она развернула бомбоньерку - завернутую в денежную купюру конфету - и прочла адресованную ей записку. В тот же момент побледнела и выбежала в коридор. Назад она уже не вернулась.
Найти Калиновскую так и не смогли. Выйти незаметно из театра она при всем желании не могла. У парадного подъезда стоял швейцар, а у черного хода – городовой. Ни тот, ни другой со своих постов никуда не отлучались.
Был тщательно проверен каждый закоулок здания вплоть до оркестровой ямы. Тщетно! Калиновская как сквозь землю провалилась. Нашли только клочок бумажки – скорее всего, фрагмент записки, которую адресовали актрисе. На ней можно было разобрать только самые последние слова: «еще не поздно».
Два убийства за ночь
Была уже глубокая ночь, но Семенов распорядился, чтобы никто не покидал здание театра. Пока он опрашивал тех, кто видел актрису перед исчезновением, его помощник занимался, выражаясь современным языком, графологической экспертизой – сличал почерки всех работников театра, с текстом, уцелевшим на клочке записки. И обнаружил, что, скорее всего, писал Калиновской артист оперы Золотов.
Итак, в деле появился первый подозреваемый. Выяснилось, что несколько лет назад у Калиновской был бурный роман с Золотовым. Но потом они по какой-то причине поссорились. Актриса заболела и несколько месяцев лечилась минеральными водами в Пятигорске.
Семенов решил допросить Золотова. Но это оказалось невозможным. Артиста нашли в бутафорской. В груди его торчала стрела, рядом валялся лук, который использовался в одном из спектаклей, поставленном по пьесе Шекспира. Посланный за Золотовым статист Ильин был в состоянии, близком к прострации. «Это Дьявол, Дьявол!» - повторял он, а когда пришел в себя, поведал, что видел его своими глазами - закутанного в черный плащ.
«С похмелья, что ли, угорел?» - подумал Семенов. Однако не перебивал сбивчивый рассказ Ильина. По его словам, встретив незнакомца, он решил, что это Анна Калиновская – она должна была выходить на сцену в черном одеянии. Ильин окликнул ее, но когда «Анна» обернулась, редкие волосы на голове Ильина ощетинились, как иголки дикобраза. На него смотрело чудовище – многорогое и многоглазое. Мгновенье спустя оно исчезло, словно растворилось в воздухе.
История эта показалась Семенову надуманной. Как и жалобы артистов и закулисного персонала на то, что в театре стало твориться что-то невообразимое. Якобы в полутьме коридоров раздаются чьи-то шаги, крадутся зловещие красные тени, кто-то трубит в охотничий рог. Только совершенно глухой мог этого не услышать.
Но Семенов не принимал такие рассказы за чистую монету. Плод разбушевавшейся фантазии, решил пристав. Его больше выводило из себя то, что убийство произошло в часы, когда производилось расследование исчезновения Калиновской. И Семенов распорядился еще раз обыскать здание театра.
Увы, это не принесло никаких результатов. По всей вероятности, Золотова убил кто-то из своих. Но зачем? Никакой ясности, сплошной туман. А может ли быть что-либо хуже, чем чувствовать себя полнейшим идиотом?
Впрочем, скоро появилась одна маленькая зацепка. Незадолго до исчезновения Калиновской Золотова видели в компании с сапожником Корнеем Бурыкиным. Но только Семенов вознамерился послать за этим дремучим типом, как ему сообщили такую весть, что бравый служака едва не грохнулся в обморок. В уборной Калиновской уборщики обнаружили лужу крови, которая просачивалась с потолка, то есть из сапожной мастерской Бурыкина.
Он не ответил ни на один вопрос, поскольку был мертв. Здоровый мужик, который никогда ничем не болел, вероятно, перерезал себе горло острым, как бритва, сапожным ножом. Или же кто-то ему помог.
«Висяк» 1906 года
Семенов предпринял героические усилия, чтобы распутать клубок загадок. Он выяснил биографию пропавшей актрисы. Калиновской было 28 лет, ее окружали многочисленные поклонники. Но талантливая певица, видимо, решила посвятить свою жизнь искусству, а замужество, как она полагала, этому мешало.
В то же время мотив ее похищения или убийства был неясен. Месть? Но у актрисы вроде бы не было врагов. Чья-то ревность? Зависть? Но если все-таки произошло убийство, куда же тогда подевался труп? Если похищение – где могли держать пленницу?
Вопросов было много. Но какой смысл задавать их, если все равно не получишь ответа? И то, что случилось 6 июня 1906 года, стало преступлением нераскрытым. «Висяком», выражаясь современным языком правоохранителей.
В разных обличьях
С тех пор прошло много лет. В театре, который когда-то был крепостным, конечно же, многое изменилось. В нем остались только две труппы – оперная и балетная, а драматическая в 1991 году переселилась в другое помещение – здание бывшего горкома партии.
Но все эти перемены не выветрили главного – Духа театра. Театр - это, по сути дела, небольшое государство со своими премьерами и цехом миманса – так называют здесь статистов, - уборщиками, охраной, бухгалтерией, билетерами, рабочими сцены, парикмахерами, костюмерами, гримерами, буфетчиками, нотными библиотекарями... Но этот, казалось бы, разнородный коллектив делает одно большое дело, и каждый, включая столяра и осветителя, за него болеет. Единственный, кто не болеет, - театральный призрак, поселившийся здесь с того дня, как исчезла Калиновская.
Его видели много раз. В разных обличьях. То он представал взору женщиной в ниспадающем до пят темном одеянии, то сияющим всадником с мечом в руке, то в образе многоглазого чудовища. И не всегда встречи с ним бывали безопасными.
Когда в годы гражданской войны в России разразился голод, и люди умирали тысячами, актерам порой платили чем придется: мукой, зерном, овощами. В театре даже появился собственный продовольственный склад. И вот кладовщика этого склада, сморщенного человечка с вороватыми глазками Артема Крутых нашли однажды с проломленным черепом. Орудием убийства стали массивные весы, хотя на складе имелись и ножи, и багры, и топоры. Почему такое предпочтение было отдано именно весам, следователи только гадали. Преступление, как и прежние, тоже осталось бы осталось нераскрытым, но чекисты нашли козла отпущения – директора театра. Когда выяснилось, что он из дворян, с ним не церемонились. Директор, конечно, признался во всех грехах и был расстрелян.
Казалось, призрак на этом угомонился. Но не исчез. Он был повсюду, со всех сторон. По-прежнему в гулких пустынных коридорах слышались его шаги, приглушенные рыдания и даже тихое пение – так отпевают усопших. Появится на минуту-другую, проплывет по воздуху в своем черном бэтмановском плаще – и снова становится невидимкой.
Перед премьерой «Лебединого озера» - это случилось в начале нынешнего года - в театре побывали дезинфекторы. Для кого-то это невероятно, но в Храме культуры завелись мыши и крысы. Здание старое, пищи для них здесь навалом. И не только благодаря буфету. Бумага, клей, пудра, помада – все это тоже представляло интерес для грызунов. Кроме того, артисты часто перекусывали перед выходом на сцену, и объедки оставляли в своих уборных. Кто в персональных, кто в общих – длинных, как трамваи, с низкими потолками и окошками-бойницами.
Судя по всему, одна из женщин-дезинфекторов столкнулась с призраком именно в одной из таких уборных. И отважная истребительница крыс, перепугавшись, выпустила в странное существо струю из своей пшикалки, распыляющей отраву. Разгневанное привидение – с ним еще никогда так не обращались – превысило пределы необходимой обороны. Жертва его провалилась в темноту, чтобы больше никогда из нее не выплыть. Ее нашли с вырванным горлом. Такую рану могли нанести разве что лев или тигр. Но в театре таковых не держали.
Расследование Алимова
Следователь по особо важным делам Казбек Алимов был человеком опытным, но с мистикой в своей практике никогда не встречался. А тут – она самая, чистой воды. С 1906 года.
Но был у Алимова один давний знакомый, доктор технических наук, назовем его Виктором Петровичем, который еще в застойные годы вместе с единомышленниками тайком занимался изучением аномальных явлений. И следователь обратился к нему за советом.
Виктор Петрович внимательно выслушал его и, пряча улыбку в седые усы, спросил:
- Как у вас, правоохранителей, с религиозной подготовкой? Библию изучаете?
- Со стрелковой подготовкой у нас нормально, с физической – тоже, а до религиозной как-то еще не дошли, - честно признался Алимов.
- Зря, - сказал Виктор Петрович. – Библию надо знать, чтобы учиться думать. Но я не осуждаю вовсе. Просто в «Откровении Святого Иоанна Богослова» прямо указывается, где и кого надо искать. Там упоминается «Агнец как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей». Так вот, этот Агнец должен снять семь печатей со священной Книги бытия, а дальше начинается Апокалипсис...
- А какое отношение это имеет к делу, которое я веду? – прервал его Алимов.
- Самое прямое. Когда Агнец снял первую печать, вышел «конь белый, и на нем всадник, имеющий лук». Вот вам и первая разгадка. Отчего погиб артист Золотов? От стрелы, выпущенной из лука. Когда Агнец снимает вторую печать, выходит другой конь, рыжий, «и дан ему большой меч». И вот вам вторая разгадка. Корней Бурыкин убит не мечом, правда, а большим сапожным ножом. Третья разгадка – весы. Святой апостол Иоанн говорит о коне вороном и о всаднике, «имеющем меру в руке своей». Четвертый по счету всадник на коне бледном должен умерщвлять «мечем и голодом, и мором и зверями земными». А теперь скажите честно: не кажется ли вам, что в театре устроен мини-Апокалипсис?
Алимов молчал, потрясенный услышанным, и Виктор Петрович продолжил:
- В 1906 году актрису Калиновскую, без всякого сомнения, убили. Ее труп где-то замуровали. Скорее всего, в мастерской Бурыкина. Ее душа не может успокоиться, и Высшие силы вступились за нее, наделили призрак возможностью отомстить убийцам. А если не им, то их детям, внукам и правнукам. Но если с Золотовым и Бурыкиным, похоже, все ясно, то не исключено, что пути предков двух других жертв тоже пересекались с актрисой Калиновской. Попробуйте выяснить их родословные.
- Хорошо, - сказал Алимов. – Я сделаю все, что возможно. Но меня интересует, чего ждать дальше?
- Если вы найдете останки актрисы и похороните их по христианскому обычаю, все будет хорошо. Если нет, то театру будет дана небольшая передышка, а затем... Как говорит Святой Иоанн, «когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь».
- Значит, надо ждать какого-то взрыва? Что это будет? Террористический акт?
- Не знаю, - ответил Виктор Петрович. – Может быть, здание просто рухнет от старости. Когда там делали капитальный ремонт?
- За последние сто лет – никогда, - сказал следователь. Он это знал точно.
* * *
Алимов вскоре нашел останки актрисы. Именно там, в сапожной мастерской, причем последний приют для Калиновской был подготовлен заранее. Оставалось только заложить с десяток кирпичей. Что и было сделано. При обыске частный пристав Семенов не заметил ничего подозрительного.
Рядом со скелетом молодой женщины Алимов обнаружил записку с оторванным низом. Она прекрасно сохранилась и была бы неопровержимой уликой, попадись Семенову. «Аня! – обращался Золотов к Калиновской. – Наша дочь у меня. Я тебе ее никогда не отдам, если ты не вернешься ко мне. Вернись, скука меня ест поедом. Сделай это, пока...». Последние слова известны: «... еще не поздно».
Теперь все становилось на свои места. «Лечение» в Пятигорске объяснялось беременностью Калиновской и боязнью огласки этого факта. Там она родила и, видимо, там же пристроила ребенка у надежных людей. Но после ссоры с актрисой Золотов похитил девочку и стал шантажировать свою бывшую возлюбленную. В конце концов, жестоко убил.
Выяснились и другие детали этого дела. Кладовщик Крутых был сыном Бурыкина, который сбежал с каторги и жил под другой фамилией. Как ему удавалось скрываться так долго с такой криминальной физиономией, совершенно непонятно. Женщина-дезинфектор доводилась правнучкой Золотову от его первого брака. Что касается директора театра, то он пострадал совершенно безвинно. Но в этом винить призрака-мстителя, наверное, не стоит.
Прах Калиновской предали земле. На этом, кажется, все. Сказка оказалась с хорошим концом.
Новые комментарии