В ТРУППЕ ТОЛЬКО ПРИЗРАКИ
...Там, где стоял раньше барский дом, теперь сущая непролазь, чащоба. Но Виктор продрался в темноте сквозь колючий кустарник и увидел небольшую полянку, как бы обособленную от внешнего мира. Это было невероятно: вокруг сухостой, валежник, а тут мирно растет жимолость, ее бледно-желтые цветки соседствуют с мелкими розовыми цветками кизильника, собранными в щитовидные кисти, зеленеет трава, пахнущая молоком. Волшебный свет, волшебные тени...
Он лег на траву. Цветы, уставившись в небо, ждали дождя. Но в небе ни единой тучки - июнь выдался сухим, строгим. И Виктор неожиданно почувствовал эти цветы, как чувствуют рядом близкого человека.
Они росли здесь всегда - и двести лет назад тоже. Они видели, как страдают крепостные актеры - и на сцене, и в обычной, нетеатральной, жизни. И недаром говорят, что цветы концентрируют настроения людей, живущих с ними, их психическое состояние. Более того, они передают это другим людям.
Так и есть, так и есть! Сквозь хаос изломанных ветвей он увидел, как по дорожке, освещенной луной, среди вековых лип в ярком муаровом платье идет молодая женщина...
Старичок небольшого роста
Мода на крепостные театры с невиданной скоростью распространилась среди российских помещиков в последней четверти XVIII века. Не обошла стороной она и поместных дворян нижегородских. Но наиболее талантливыми по игре и составу исполнителей были труппы братьев Шепелевых из Выксы, владельца ардатовского села Юсупова, князя Николая Григорьевича Шаховского и полновластного властителя Лыскова князя Грузинского.
Шаховской, как писали современники, был «старичок небольшого роста, худощав, чисто выбрит и напудрен. Одевался в мундир екатерининского времени, состоявший из красного кафтана с песочными круглыми обшлагами, и камзола с золоченными пуговицами. Его ботфорты блистали, как зеркало. Шляпа с плюмажем, шпага и замшевые белые перчатки довершали наряд. Движения его были сдержаны до утонченности».
Но «старичок небольшого роста» был сущим дьяволом. Сколотив труппу из ста человек, он всячески измывался над актерами. Да и не только над ними. Как писал Ф. Вигель в своих «Воспоминаниях», «в деревне князя, в виде публики, сгонялись в театр крестьяне по наряду» и «отбывали эту повинность бездоимочно».
Справка
* Нижегородский краевед Александр Гациский подробно рассказывал о нравах театра Шаховского. «Зорким аргусом, - писал он, - была приближенная к князю госпожа Заразина, имевшая обязанность подавлять в самом начале малейшее проявление эротических наклонностей княжеской труппы. За кулисами ни под каким видом разнополым артистам не дозволялось не только хихикать, но даже разговаривать... По всем провинностям тотчас творились суд и расправа: в ходу были так называемые «рогатки», то есть провинившегося ставили посредине комнаты и подпирали его в шею тремя рогатинами; для музыкантов существовал особый род исправления в виде стула, с прикованной к нему железною цепью с ошейником; провинившегося сажали на этот стул, надевали на него ошейник, и в таком положении несчастный обрекаем был находиться иногда по целым дням. Кроме таких специальных мер общею для всех артистов мерою были палки и розги».
Руины помнят
Свою резиденцию Шаховской построил в двух километрах от села Юсупова, на Мызе. Разбил прекрасный парк (площадь его составляет примерно 15 гектаров). Он раскинулся на высоком южном склоне холма и виден издалека. Аллеи вековых лип спускаются почти до берега речки Иржи.
Прошло много лет, но и сегодня парк великолепен. Откосы вокруг пруда опьяняют дурманом цветущей сирени, повсюду пахучие злаки, море цветов. И в то же время странная эта красота - печальная и тревожная. Щемит сердце, подкатывает к нему вековая, замшелая тоска, черное наболевшее горе...
Барского дома давно уже нет - одни руины, поросшие чернобылом. Их и не трогали - так ненавистен был человек, называвший себя хозяином села Юсупова. И дорожек, ведущих к бывшему княжескому имению, тоже не расчищали. Повсюду поваленные стволы деревьев, груды палой листвы. Забвение, но без покоя.
Когда-то неподалеку стоял и дом, где жила театральная труппа. Собственно, даже не дом, а барак, разделенный на две половины - мужскую и женскую. Он сгорел еще до того, как покинул этот бренный мир владелец Юсупова. До сей поры неизвестно, что явилось причиной пожара: то ли возгорание произошло само по себе (просто постройка не вынесла тяжести страданий живущих здесь людей), то ли имел место заурядный поджог.
Следы пепелища сейчас не найти. Но место это, как и руины барского дома, обходят стороной. Седая старь породила насилие, а оно перешло все временные границы, как и тот темный ужас, который, наверное, поселился здесь навсегда.
Потомок Миная
Виктор Шарпанов живет в подмосковной Дубне. Он не то что заядлый театрал - сама судьба распорядилась проявить интерес ко всему, что связано с заведением Шаховского.
- Князь умер в 1824 году, - говорит Виктор. - Театр, который с 1811 года перебрался в Нижний Новгород, купили некто Распутин и Климов. Выложили сто тысяч рублей - большие по тем временам деньги. Артистов отпустили на волю, но с условием: в течение десяти лет отработать на сцене. А работа была на износ: спектакли давали три раза в неделю, а по большим праздникам - каждый день, причем дважды - утром и вечером.
Откуда у Виктора Шарпанова такие сведения? Дело в том, что он является дальним потомком, наверное, самого известного актера театра князя Шаховского - Полякова, которого зрители больше знали как Миная.
Как писал Михаил Пыляев в очерке «Начало зрелищ, балов, маскарадов и других общественных увеселений в России», Минай постоянно приводил публику в восторг, особенно в ролях Богатонова в пьесе «Провинциал в столице» и портного Фибса в тогдашнем бестселлере «Опасное соседство». Уже отпущенный на волю он получал больше всех - 240 рублей в год. Второй приме, Вышеславцевой, Распутин платил только 170 рублей. Впрочем, даже Шаховской относился к нему более или менее уважительно. Возил его с собой на собрания нижегородских литераторов, позволял сидеть в присутствии барина.
- Получив вольную, многие актеры завели семьи, - говорит Виктор Шарпанов. - В том числе и Минай. Дети его, Роза и Кирилл, тоже были артистами. А потом эта профессия как бы передавалась по наследству. Вот только, составляя родословную, я испытывал большие проблемы. Сегодня уже трудно понять, где настоящие фамилии, а где сценические псевдонимы.
Род Миная со временем разветвился. Потомки его живут и в Москве, и в северной столице, и на Украине, и даже в Китае. Конечно же, не все на сцене. Виктор Шарпанов, например, физик-экспериментатор. Но именно он оказался владельцем бесценного семейного архива.
Спектакль без слов
О том, что в бывшем имении князя Шаховского творится какая-то чертовщина, Виктор узнал из письма своей прапрабабки, Екатерины Васильевны Замойской-Северцевой. Оно адресовано какой-то ее знакомой, но почему-то не было отправлено.
- Все документы, составлявшие семейный архив, давно уже в музее, - говорит он. - Но я это письмо хорошо помню. Екатерина Васильевна Северцева-Замойская - это ее псевдоним - была актрисой Полтавского драматического театра. Родилась она в 70-х годах позапрошлого века то ли в Тамбове, то ли в Калуге. И вот из Полтавы она едет не куда-нибудь, а в Нижегородскую губернию, в село Юсупово. Спрашивается: зачем? Екатерина Васильевна, как она признавалась в письме, сама не знала. А для меня никакого секрета в этом нет. Ее звал голос предков, голос ее прародины.
Шел 1896 год. В Нижнем проводилась Всероссийская торгово-промышленная и художественная выставка. Народу - ступить негде, пар, как в бане. И купцы, и науки жрецы и простые крестьяне - кого тут только не было! Даже сам император пожаловал. А Екатерина Васильевна совсем не туда. Путь ее лежал в Ардатов.
- Писала она своей знакомой, уже вернувшись в Полтаву, - рассказывает Виктор. - Делилась впечатлениями от поездки. Жаловалась: все у нее пошло комом с самого начала. Добралась до Мызы, пошла прогуляться по парку - заблудилась. Стала искать то место, откуда в поход отправилась, а места того и нет. А тут - вечер, луна, как колесо телеги, мотыльки вьются, лягушки в пруду уркают, коростель на лугах голос свой пробует. И ночь тревогой налита - до краев.
Села Екатерина Васильевна на валун, успокаивает себя, а каждая жилка - как натянутая проволока. И вдруг перед нею начинает разворачиваться призрачное действо. Настоящий спектакль. Только без слов.
Белые фигуры отчаянно жестикулировали, беззвучно плакали и смеялись, пели. Кто-то из них играл роль злодея, кто-то - доброго гения. Когда все кончилось и добродетель восторжествовала, актеры-призраки по очереди выходили на такую же призрачную сцену и кланялись, кланялись... Этому, казалось, не будет конца.
Но так же неожиданно «спектакль» завершился. Мерцающий свет, освещавший белые фигуры изнутри, померк. И стало страшно. Казалось, что вот-вот случится что-то ужасное.
В этот момент появился «старичок небольшого роста». В напудренном парике, в сияющих под луной ботфортах, костлявый, как рыбий скелет, он был похож на Кощея Бессмертного, каким его рисует народная молва. Казалось, что сама сухая голодная смерть стояла перед Екатериной Васильевной, подсчитывая ее последние часы и минуты.
«Старичок» тянул к ней свои мерзкие руки. От него несло леденящим душу холодом, и Екатерина Васильевна ощутила, что он смертельно опасен.
... Очнулась она оттого, что лицо овеял легкий ветерок. Месяц мягким светом обнял ее, и стало легче. Но страх тотчас же вернулся. Только бы не остаться на ночь в этой мрачной, готовой лопнуть, как туго натянутая струна, тишине!
Екатерина Васильевна чувствовала себя утонувшей. Если уйти от своей смерти некуда, значит, никуда она и не уйдет. Если, конечно, не случится чудо.
Но чудо случилось! Вдалеке загорелся вздрагивающий огонек. Он приближался, становился ярче.
И все-таки это был призрачный огонь. Фонарь несла белая фигура, в которой угадывалась молодая женщина, похожая на цыганку. Не произнося ни слова, она жестом пригласила Екатерину Васильевну следовать за ней. И вывела актрису к жилым постройкам. Вывела - и исчезла, как вспышка молнии.
Певица Роза
- Если все было действительно так, как описывает Екатерина Васильевна, с кем из актеров театра Шаховского можно отожествить призрак с фонарем? - спросил я Виктора.
- В труппе было больше ста человек, - сказал он. - Из женщин наибольшую известность имели Завидова, Шупова, Залесская, Стрелкова и Вышеславцева, а также певица Роза, исполнявшая главным образом цыганские песни и романсы. Мне кажется, что это был именно ее призрак. Почему? Да потому что Роза была убита из ревности. А невинно загубленная душа, как и те, кто вел неправедную жизнь, нередко становится привидением. Только, если убийца или разбойник предстает, как правило, в виде ужасного монстра, то их жертвы не теряют своего очарования.
Действительно, по описанию Ф. Вигеля, Роза была женщиной необыкновенной красоты. Ее карие бархатные глаза, казалось, излучали тепло. Ее голос волновал сердце как неоперившихся юнцов, так и зрелых мужей. И не случайно, что каждый выход певицы на сцену сопровождался градом бонбоньерок - так назывались конфеты, завернутые вместо обычных бумажек в банкноты разного достоинства.
Несмотря на популярность, Роза была убита. Обстоятельства этого дела неясны. Материалы следствия затерялись. Ясно только одно: хотя душа Розы до сих пор требует отмщения, она вместе с тем спасает людей в минуты смертельной опасности.
Был ли это хрономираж?
Виктор Шарпанов заинтересовался неотправленным письмом своей прапрабабки и с чисто профессиональной точки зрения. Ведь он - физик, работает в очень престижной экспериментальной лаборатории. В сфере его интересов - явления, что называется, одного ряда с теми, что происходят в двух километрах от села Юсупово. И он достаточно часто сюда приезжает. Причем не один, а со своими добровольными помощниками-стажерами, студентами-практикантами.
- В июле прошлого года мы установили вокруг руин барского дома на Мызе и там, где раньше стоял театральный дом, специальную аппаратуру, - рассказывает он. - Это оборудование фиксирует инфракрасные излучения и движения воздушных масс. И что же? Выясняем, что здесь гуляют низовые сквозняки. Отсюда резкие перепады температуры, а при лунном свете смещение слоев воздуха создает странные оптические эффекты.
Так что же? Нет никакой загадки?
Компетентное мнение
- Напротив, - говорит Виктор. - Загадок стало еще больше. Мы замерили частоту этого места. Она составила 18,98 Герц. Но именно при такой частоте глазные яблоки человека начинают резонировать. Слух инфразвуковые волны не воспринимает, но они вызывают зрительные образы. То есть те предметы и сущности, которое сознание при обычных условиях в себя «не впускает», становятся видимыми. И мы сделали вывод: в таких местах сознание раскрепощается и начинает действовать совершенно самостоятельно.
Женщину в муаровом платье Виктор Шарпанов видел двумя годами раньше. А вот «спектакль» довелось лицезреть не ему, а Леше Арефьеву, выпускнику МГУ 2011 года.
- Я до этого три ночи подряд бодрствовал, - говорит Виктор. - Умаялся, заснул, что называется, намертво. А Леша вышел из палатки и застал уже концовку действия. Как мы потом определили, исполнялась совершенно забытая нынче опера князя Ивана Долгорукого «Любовное волшебство». Только беззвучно.
- И как это объяснить? - спросил я. - Почему призрачной стала вся труппа актеров?
- А как объяснить «битвы призраков»? - вопросом на вопрос ответил Виктор. - Сохранилось множество свидетельств того, что спустя много лет люди видели в деталях сражения под Марафоном в 490 году до нашей эры, под Эджхиллом, где сошлись в бою отряды принца Руперта и Оливера Кромвеля, битву при Ватерлоо 18 июня 1815 года. Подобные феномены получили названия хрономиражей. По всей видимости, и здесь, на Мызе, происходит нечто подобное. Но знать бы еще механизм, который «удерживает» картины давно минувших дней во времени и пространстве, чтобы разыгрывать вновь и вновь призрачные спектакли.
Словно откат волны
- Мыза уникальна тем, что здесь присутствуют два феномена - обычные привидения и постоянно повторяющийся хрономираж. Чем можно объяснить такое сочетание? - адресовал я очередной вопрос Виктору Шарпанову.
- Хрономиражи, а это, как правило, «битвы призраков», возникают в местах, где гибли тысячи людей. Там накапливается огромная психическая энергия. В определенных условиях она «разряжается» и повторяет до мельчайших деталей былые события. Вторая версия - это голограмма.
У этой версии все больше сторонников. Доктор биологических наук Петр Горяев в результате многолетних исследований пришел к выводу, что у каждого гена человека есть свой двойник. Такие двойники, как считает Петр Горяев, и формируют призрачного двойника умершего человека. И этот призрак преспокойно обходится без мозга - гены-двойники сами по себе энергоинформационны.
- Да, - продолжает Виктор, - там, где стоял театральный дом, военных баталий не происходило. Но сколько страданий выпало на долю крепостных актеров! Разве тут не накопилась колоссальная психическая энергия? Разве здесь не царствовал страх? И, на мой взгляд, привидения - это как бы запоздалый откат волны ужаса, отсроченная реакция психики на перенесенную травму.
Он даже не почесался
Экспедиция завершалась.
- Еще денек - и будем сворачиваться, - сказал Виктор своим «ассистентам» Леше Арефьеву и Володе Венецкому. - Можно предположить, что съездили сюда не зря.
Володя достал фотоаппарат.
- Внимание! Снимок на память.
Но когда он стал рассматривать «свежевыпеченную» фотографию, брови его поползли вверх.
- Ничего не понимаю! - сказал он наконец.
На фотографии рядом с Виктором Шарпановым и Лешей Арефьевым присоседилось какое-то мерзкое существо в красном кафтане и сапогах, в которые можно было смотреться, как в зеркало. Это был прозрачный «старичок небольшого роста».
- У меня в руках как раз был прибор ночного видения, - рассказывает Виктор. - Смотрю во все глаза. А уже вечер, сумерки. Ничего. Изменяю курс, иду к предполагаемому театральному дому. Впереди - какие-то белые сгустки движущейся материи. Их много. Однако отожествить их с человеческими фигурами не могу. Определить, что это такое, трудно. Думаю: «Потом, не сейчас, время пока терпит. Главное - обнаружить «старичка». А он прячется где-то. И вдруг охватывает неподдающийся описанию темный первобытный ужас. Что это? Неужели стоячая звуковая волна? Так называют низкочастотную инфразвуковую волну.
Неразличимая для слуха, она попала в резонанс с глазным яблоком. Значит, я вот-вот должен увидеть призрак. И - точно! Вот он, «мужичок с ноготок», бойко бегущий сквозь груды валежника. Он проходил сквозь них, как нож сквозь топленое масло, и я понял, что за привидением не угнаться.
Виктор вернулся к палатке.
- Спрашиваю себя, - вспоминает он. - Зачем преследовал бывшего хозяина театра? Зачем его покой потревожил? Он ведь мне ничего плохого не сделал. Но сразу вылез вопрос: а другим? Тем, над которыми изгалялся, как мог? И опять страх берет за горло. Значит, опять стоячая волна, значит опять близко этот мерзкий старикашка.
Виктор распорядился, чтобы Леша взял электрошокер.
- Сейчас мы его прищучим! - сказал он громко. Чтобы все слышали, в том числе и призрак. - И мы тебя не боимся. Не при крепостном праве живем как-никак.
Старикашка, разумеется, не отзывался.
- Но, судя по всему, злился он сильно, - говорит Виктор. Я это на себе почувствовал. Что если нападет, когда не ждешь? Мало ли чего можно ждать от привидения?
Подумал Виктор об этом - и тут же князь Шаховской предстал пред ним во всем своем парадном великолепии. Призрак медленно надвигался - во всем его облике угроза: сжатые сухие кулачки, незрячий взор, устремленный, казалось, в никуда...
- Внимание! Шокер! - скомандовал Виктор.
Маленькой змейкой-молнией сверкнул электрический разряд. Но призрак даже не почесался - ему не было больно, обездвижить его не удалось. Секунду-две он как будто раздумывал над тем, что ему предпринять, а потом, приняв окончательное решение, растворился, как сахар в чае, в мызинском парке, когда-то ему принадлежащем. Хотя, может быть, я и не прав: он, похоже, по-прежнему является его вотчиной. Во всяком случае, по ночам.
Новые комментарии