Сергей Серпанов. Мамаша Дьявола

МАМАША ДЬЯВОЛА

… Тропа исчезла. Вместо нее – волглый ковер мха, вместо неба - верхушки сосен.

Егорыч присел на пенек. Щелкнул зажигалкой, затянулся своим фирменным горлодером.

- Вот здесь и начинаются ЕЕ владения, - сказал он. – Да скоро ты сам это почувствуешь.

Было действительно мрачновато. Впереди высился угрюмый, поросший желтым багульником бугор, слева отливала свинцом речушка, текущая параллельно. В мочажинах – водянистые подберезовики. Но кому они нужны в конце июня?

И тут я вздрогнул, как мне показалось, от громкого детского плача.

- Это желна, - успокоил меня Егорыч. –  Лесная вдовушка жалуется. Пока еще ничего страшного…

Вотчина Василия Темного

Этот болотный край упоминается в летописях с середины пятнадцатого века. Он был вотчиной московского князя Василия Темного. И площадь на Нижегородчине занимал немалую - почти 50 тысяч гектаров. А вот «прописано» здесь было не больше двух сотен человек – в основном охотников и бортников. И тут есть на кого идти с рогатиной, ставить капкан или из ружья целиться. Даже северные олени бродили. А уж медведей, кабанов, лисиц, белок, бобров, соболей, росомах, куниц и прочего зверья было столько, что никакой компьютер не сосчитает. Оброк с ухожая (так называли тогда бортный участок) составлял пуд меда. Дикого, разумеется, не из рукотворных ульев.

Впрочем, и поныне эти места практически не заселены. Не шибко-то охоч привыкший к городским удобствам народ менять свою размеренную жизнь на таежный неуют и дремучую тишину. Живут здесь главным образом потомки тех самых звероловов и бортников. Потом к ним добавились старообрядцы, бежавшие от «антихриста» - царя Петра. А еще – разбойники. Очень удобно было прятаться им в глухом буреломе после очередного налета на Макарьевское торжище или на плывущие струги. Лиходеи все тропки да дорожки здесь знали. Затаятся – никто их сыскать не может. Царским ищейкам хода сюда не было. С кочки на кочку, как зайцы, прыгать они не хотели. Того и гляди, угодишь в трясину.

Здесь же нижегородские сорви-головы и прятали награбленное. Говорят, выкопали глубокий колодец и спустили туда «33 молодецких ноши золотом и серебром». То есть, в переводе на наши мерки, чуть ли не тонну. А поверх него клада - трупы взятых в заложники купцов, чтобы добро охраняли. 

Но охотников за сокровищами в этих местах не встретишь. Боятся они, как огня, заговоренного разбойничьего клада. Сколько уже их пропало безвозвратно! Егорыч такую арифметику не ведет, но полагает, что до 1995 года – с десяток. А потом уже никто и не рисковал. И дело тут не только в том, что сокровища надежно запечатаны. Дело в неуживчивом «характере» этих мест. Они представляют собой самую натуральную аномальную зону. И пропадают, между прочим, не только черные копатели.

Она не прочь поужинать чьей-нибудь душой

Инспектор земской управы Климентий Косицын приехал в августе 1832 года к местному помещику, отставному майору Ромашову, на землях которого за короткое время пропали двое крестьян и корова, и Косицыну поручили расследовать это дело. Дали неделю срока.

Однако в назначенный день инспектор на службе не появился. Столоначальник Косицына забеспокоился. Но вскоре от пропавшего чиновника пришло подробное донесение. «Сим сообщаю, - писал Косицын, - что на болотах вокруг деревни творится форменное чудо. Я наблюдал крутящиеся белые вихри над ивняком, сложившиеся  в скором времени в полосу света; сия ошибка природы сначала висела надо мною, а потом свет померк, прорисовав в воздухе прозрачную фигуру, размерами и повадками напоминающую человека. Но днем, по словам крестьян, призрак не опасен; они бояться появляться у болот ночами и утверждают, что ежели кто сей призрак женщины увидит в темное время, в одночасье исчезает бесследно. Ходит молва, что взору является мать Дьявола, которая, как и он сам, питается душами людей».

Инспектор земской управы обстоятельно побеседовал с местным священником, отцом Еремеем. Тот объяснил причину появления болотных призраков так: «Когда душа отделяется от тела, она легко наблюдаема временно с претензией на видимость постоянную, если смерть наступила в результате насилия. Я пытался извести эти световые пятна молитвою, но без успеха. Призрак может закрепляться в захваченных им границах ложной вечностью, докучая, преследуя, нагоняя страхи».

Косицын с отцом Еремеем не соглашался. Он объяснял все это интенсивным гниением болотных растений, в результате чего выделяются ядовитые испарения. «В них, по моему разумению, и кроется причина исчезновений, - писал инспектор. - Человек отравляется вредными газами, прежде всего, серой, задыхается и идет, не разбирая дороги; путь его един: он погибает в одном из бесчисленных бездонных бочагов».

Курицын ориентацию не терял, но заболел горячкой. Он жаловался начальству на «сильный жар, душевное смятение, вялость в членах, пугливость при резких звуках».

Мокрядью пугают плакс

Болото, которое назвали Мокрядью, подступает к деревне с севера. Ельник обрывается, впереди светлеет, открывается широкая полоса осоки, которая растет вперемешку с лозой, крушиной и ольшаником. Дальше трепещут на ветру жухлые кисти камыша и тускло поблескивают среди зеленых кочек черные окна бочажин. Дальше – трясина. Идти туда – чистое безумие. Толстые пласты мшаника угрожающе оседают под ногами, и они по колено уходят в черную хлябь.

Здесь крайне редко можно кого-то увидеть: все жуткое и загадочное местные жители связывают с Мокрядью. Им пугают плаксивых детей, клюкву здесь не собирают. Грибы, правда, стороной не обходят. Они знатные. Шляпка у подберезовиков – с суповую тарелку. А червивых нет и в помине.

- Лет сорок назад – я еще шпингалетом был – в деревне корова пропала, - рассказывает Егорыч. – Никто этому, понятно, не удивился. А удивились потом, осенью: труп этой буренки выловили на Черном озере, а до него напрямки шесть километров. Думали-гадали, как такое могло случиться, да так и не додумали. Никакая речка болото Мокрядь и Черное озеро не связывает. Видно, есть какая-то подземная протока.

Даже в самую лютую стужу покрывалось болото таким тонким и ломким ледком, что он человека не держал совершенно. А вот волки каким-то образом умудрялись устраивать здесь свои логовища. И в крещенские ночи справляли свадьбы. Далеко разносился их протяжный вой, леденящий душу.

- Как тут не поверить, что на этом проклятое людьми и Богом месте хозяйничают Дьявол и его матушка?! – говорит Егорыч.

«Я смотреть не буду»

Приречная луговая пойма зеленела свежей травой. После дождей болото разлилось, речушка рядом вышла из берегов. А скоро пора сенокосная, и Ивана Егоровича больше всего беспокоило, успеет ли земля просохнуть.

Мы миновали Овражки и вышли на невысокий гребень водораздела. Местность заметно понижалась. Узенькая стежка обрывалась у камышей.

- Тут мы и расположимся, - сказал мой проводник, присаживаясь на низкий сук выворотня. – Только, когда ОНО появится, я уж, извини, смотреть не буду. А тебе запомнить надо: если пойдет навстречу мадам в чем-то белом – чуть ли не в ночной сорочке, лучше ей в глаза не глядеть, отвернись. Вроде бы этот призрак никого и не трогает, а как приснится – люди криком кричат. А то иногда из зыбунов вдруг искры полетят и дым столбом. Кто захочет узнать, что там такое, назад не вернется. Мотай на ус. А если что – стреляй.

Я объяснил, что у меня нет охотничьего билета, что ружье иметь мне не положено.

- А кто тебя увидит, кроме этого привидения? – искренне удивился Егорыч. – Тулку я свою вот сюда, на сучок повешу. Патроны в стволе.

Несмотря на то, что Иван Егорович как бы самоустранился, предоставив мне самому разгадывать загадки природы, я его понимал. Жизнь дразнила Егорыча счастьем, но тихое его ощущение лилось в душу мужика совсем недолго. И жизнь становилась какой-то скособоченной, заставляла работать до седьмого пота, наделяла тревогами и бедой. В 30 лет умерла жена, поднимал детей один. Потом сильно захворал сам, оттяпали руку – начиналась гангрена. На пенсию же сегодня прожить – дело нелегкое. И мысль «За что?» раскаленным гвоздем все это время сидит у Егорыча в голове…

Но я, кажется, отвлекаюсь. Из леса плыл густой хвойный шум, и он был уже не беззаботный, дневной, он был другим – настороженным, даже угрожающим. И это было понятно: на западе холмы уже окунулись в вечернюю тень, все вокруг как-то сразу съежилось, потемнело. А когда невдалеке коротко гукнула сова и умолкла, словно чем-то подавилась, какая-то неосознанная тревога закралась в сердце, все внутри сжалось в тугой болезненный узел.

Время шло. Дымил костер, в рваных ошметках туч появилась луна. Ее скупой свет словно инеем серебрил густые заросли ольшаника и папоротника, который доходил местами до пояса. И как мне показалось, Егорычу тоже было не по себе. Он старался приободрить и себя, и меня.

- Однажды, - рассказывал он очередную байку, - иду я с Петром Приблудным – мы с ним соседи – вдруг видим, что по Мокряди кто-то на мотоцикле гастролирует. Светит фара, потряхивает ее, как будто на ухабах, трудно с чем-то другим спутать. А оказалось, это и не мотоцикл вовсе. Плывет какое-то яркое пятно, а что это такое, знать не знаем.  Пришли на это место утром – все спокойно, все, как всегда. Только собрались уходить – топот. Бежит кто-то по бочагам, только камыш приминается, да ряска колышется. А никого и не видать…

Ветер, который перекидывал с места на место рваные ошметки облаков, нагнал и тумана. Его змейки медленно наползали с болота, клубились над камышом и осокой, а потом вдруг стремительно растаяли и исчезли, как сдернутый полог.

- Что ты видел? – спросил меня Егорыч, который сидел у костра, набросив  на голову штормовку.

- Ничего я не видел, - сказал я. – Туман только.

- Значит, жди гостей, - обрадовал меня мой спутник.

Мишка С Приветом

Недаром говорят: зряшное это дело – ждать того, чего хочешь. Все получается обычно не так. Иной раз – вообще все через пень-колоду.

- Может быть, сегодня у привидений выходной? – пошутил я. – Воскресенье как-никак.

- Они без выходных работают, - в тон мне ответил Егорыч. –  Сверхурочно. И без премиальных. А людей убивают из любви к этому процессу. Чик – и все. Надежно, быстро и навсегда. Почему, ты спросишь, я такой вывод сделал? Просто вспоминаю случай один. Это было аккурат тогда, когда Горбачев к власти пришел.

И он поведал такую историю:

- Жил в деревне у нас Мишка С Приветом. Так все его звали, потому что Бог парня обидел. Но он не вредный был, просто блаженный какой-то. Не от мира сего. Неуклюжий, долговязый, похожий на цаплю. Коров пас. И вот однажды прибегает ко мне – мой дом крайний, рядом с околицей. Лицо серое, как казенная шинель, дрожь его бьет. Бормочет что-то, а я не пойму. Потом все-таки разобрался. Встретил Мишук, по его словам, «бабу в белом». Та и говорит: «Уходи, здесь свадьбу играют. И не оглядывайся. Не послушаешься – умрешь». Испугался пастух, побежал. Но не вытерпел, оглянулся. Видит: белые вихри над Мокрядью кружатся, ветер гуляет… «Береги себя, - говорю ему. - Больше туда коров не води». А он уперся с малого-то своего ума: «Как же я туда их не поведу, если там отава молодая?». И что же? Нашел Мишука на следующий день мертвого наш фельдшер, Тимофей Никодимыч. Он из соседней деревни через лес шел. Осмотрел – ни синяка, ни ранки. Сердце остановилось.

- А с чего ты взял, что его именно призраки угробили? – спросил я.

- А кто ж еще? – вопросом на вопрос ответил Егорыч. – Фельдшер-то потом тоже умом тронулся. Каждую ночь ему Мишук снился. Просыпался среди ночи – воздуха не хватало. Так приговоренные к смерти спят. Нервы совсем сдали: вскакивал при каждом стуке, чуть ли не в обморок падал, когда муха или комар на него садились. Боялся сумерек. Однажды я пришел к нему – ожог у меня никак не проходил. Поздновато уже было. А он вдруг бледный сделался, как мел. «Ты видел, как шторы на окне колыхнулись?». «А чего тут удивительного? - говорю, - Окно ведь открыто». Но Тимофей от штор глаз не отрывает. Схватился за них, раздернул. «Видишь огонек?». А я ничего не вижу. «Так вот, - заключает фельдшер, - Мишук это. Каждую ночь он ко мне приходит, как будто я его сам вызываю. И жизнь моя стала просто невыносимой из страха перед тем, чего нет».

Тимофей Никодимович нисколько не преувеличивал. Убитый призраками Мишук сам превратился в призрак и снился ему, оставаясь в недостижимой дали. Вскоре фельдшера вынули из петли – хотел повеситься. Совсем бедолаге невмоготу  стало. А в психушке умер. Сорок лет ему было.

- Но самое ужасное в другом, - сказал Егорыч. - Сгорела хата, где он жил. А на пепелище знаешь что нашли? Раньше, когда закладывали сруб, в красный угол клали серебряный рубль и повязь – вместе связанные лоскуты одежды хозяев. Это своего рода заговор был на богатство и чтоб жили в согласии. А в красном углу фельдшеровой избы череп человеческий был. Вот и попробуй ответь, как он там оказался.

Женщина в белом

Ночь была уже на исходе, темнота редела, костер догорал. Но тут неожиданно поднялся ветер, глухо и тревожно загудели ели и сосны, вспучились болотные мшаники, выдавливая мутную жижу, зашелестели камыши и кочкарники. Словно предчувствуя появление дамы в белом, Егорыч снова набросил штормовку на голову. А я увидел полосу матово-зеленоватого света, превращавшегося на глазах в женскую фигуру в белом одеянии.

По совету Егорыча я отвернулся. Но у меня все равно возникли странные ощущения. Казалось, что-то шуршит и перебегает в лозняке, чудились какие-то мерзкие рожи, злобно следящие за нами, а лес вокруг терял очертания, расплывался. Словно я тихо погружался на дно болота - туда, где страх.

Лохматая туча, похожая на исполинскую птицу, отбрасывала свою тень на землю. Или это действительно было какое-то доисторическое чудовище с кожистыми крыльями, растянутыми, как у летучих мышей, между лапами, забытый Временем монстр древнего мира?

Я перевел взгляд на буйные заросли можжевельника, и видение пропало. Первый луч солнца блеснул в маслянистой воде, вспыхнул сладкой надеждой на то, что призраки ушли вместе с темнотой, канули в студенистую жижу Мокряди.

Компетентное мнение

Утро было мглистое, как дымящий костер. Я поймал попутку, но только к вечеру добрался до Нижнего Новгорода. В голове у меня был полный сумбур.

Через несколько дней я встретился с кандидатом биологических наук Лидей Макаровой.

 – Тут нельзя все трактовать однозначно, - выслушав меня, сказала она. –  Налицо целый комплекс явлений. И каждый их тех, кто сталкивается с ними, объясняет эти явления по-своему. Человек верующий принимает светящийся объект за привидение, за чью-то неприкаянную душу. Уфолог признает в нем типичный НЛО, геофизик напомнит, что годы солнечной активности сопровождаются всплеском аномальщины. Особенно активизируются тектонические разломы земной коры, генерирующие долгоживущие плазменные сгустки. Такие «глубинные демоны», как называют их китайцы, выносят на поверхность Земли и метан, и азот, и радон, и аргон, и гелий. В этих выбросах могут оказаться летучие соединения ртути, сурьмы, мышьяка, кадмия и других тяжелых металлов, которые способны вызвать и галлюцинации, и даже остановку сердца.

С другой стороны, фантом представляет собой реализацию мысленного представления о нем. И если в деревне утвердилось мнение, что Хозяйкой Мокряди является женщина в белом, все, кто видит призрак или просто световое пятно, считает, что это именно она. То есть, мы имеем дело не с привидениями, а с мыслеобразами.

Немецкий физик Отто Крюгер считает, что призраки – это волновые образы людей, живших на Земле. Это самостоятельно мыслящие и действующие существа, только перешедшие на уровни космических энергий, способные существовать при запредельных давлениях и температурах. Находясь в искривленном пространстве, они могут перемещаться во времени, предупреждать нас о каких-то грядущих событиях. Они поразительно похожи на ангелов-хранителей.

Тут возникает вопрос, почему эти волновые структуры пугают нас? Почему в народе говорят, что порой в образе светлейших ангелов является людям сам Сатана?

Я думаю, что некоторые призраки могут просто «проглядеть» свою смерть, ведь субъективно для такого человека мало что меняется, кроме того, что он перестал действовать на физическом уровне. Такая душа ищет любую возможность, чтобы овладеть чужим сознанием для возвращения в материальный мир. А если не получаются, срывают свое зло, как Хозяйка Мокряди.