Сергей Серпанов. Жизнь в черно-белую клетку

ЖИЗНЬ В ЧЕРНО-БЕЛУЮ КЛЕТКУ

С кем только ни встречался на дороге жизни и черно-белых клетках шахматной доски нижегородец Валерий Чунаков! И с бывшими чемпионами мира, и с нынешним кумиром - Владимиром Крамником, и с другими выдающимися людьми. Память его хранит сотни эпизодов таких общений, и дороже этой памяти нет для него ничего.

О пользе коров и котов

... Какая-то тайна исходила из слов "ферзь", "конь", "ладья". "слон". Одни из них молниеносно скользили по диагоналям, наводя ужас своими лихими кавалерийскими налетами, другие неторопливо, но мощно, как тараны завоевателей, пробивали защитные бастионы, третьи гарцевали, как скакуны самой лучшей в мире ахалтекинской породы, нанося удары в самые уязвимые места вражеских легионов...

Тогда, в 1937 году, шел матч на первенство мира между Алехиным и Эйве. Вся семья Чунаковых переживала перипетии их поединка. И до сих пор самый любимый шахматист Чунакова - это Алехин. О нем много рассказывал первый тренер Валерия Степановича - Евгений Зелинский. Он, чемпион довоенной Румынии, один раз едва не встретился с Алехиным за доской на шахматной олимпиаде в Мюнхене, но в последний момент чемпиона мира заменил кто-то другой. Зелинский рассказывал, кстати, что на все турниры Алехин возил с собой корову и кота. Другого молока, как из-под собственной буренки, не пили ни хозяин, ни кот, который служил своего рода талисманом, приносящим успех.

И тогда в нем что-то сломалось

Чунаков с самого начала своей шахматной карьеры поражал дерзостью в атаке, стремлением создать на доске совершенно неожиданные сочетания фигур, запутать вконец противника бессчетным количеством вариантов, а в это время найти тайный ход победы.

Его пригласили сыграть в чемпионате Горького среди юношей. Он сыграл и занял третье место, получив право выступить в более престижном турнире. И шахматы затягивали, как омут. Они безжалостны и требуют беспрекословного подчинения. Человек начинает мыслить только шахматными образами, но они, в свою очередь, развивают логическое мышление и интуицию. Шахматист - это творец, как сказал однажды Гарри Каспаров: и композитор, и блестящий исполнитель.

И действительно, шахматы помогли братьям-близнецам Валерию и Станиславу Чунаковым поступить на радиофизический факультет Горьковского университета. Но тут случилась беда. Утонула невеста Валерия Степановича.

- Она была эвакуирована из блокадного Ленинграда, - рассказывает Чунаков. - Мы с ней познакомились в Нижнем - я учился в одном классе с ее двоюродным братом Колем Горбуновым. Родители Люси Коробковой погибли во время налета немецких самолетов. Шефство над ней взяла подруга ее матери и соседка по дому - выдающаяся балерина Галина Уланова. Я был с ней знаком, она потом написала мне письмо: "Эту утрату не восполнить ничем. Мы вместе с тобой будем ее долго переживать, но я, несмотря ни на что, желаю тебе счастливой жизни, встреч с творческими людьми, общения, которое принесет удовлетворение и душевное равновесие...".

Но душевного равновесия Чунаков так и не обрел. И однажды понял, что игра его как-то потускнела. Сначала - нагромождение побед, а затем - странное затишье: ничьи, ничьи... Вместо дерзости в атаках - осмотрительность. Словно, поразив всех оригинальностью своего шахматного мышления, он приустал, остановился, чтобы отдохнуть, а другие, находившиеся за его спиной, неожиданно вырвались вперед, и теперь догнать их уже невозможно.

И Чунаков оставил шахматы. Хотя и не совсем: стал шахматным организатором. Судил соревнования городского и областного ранга, а затем республиканские и всесоюзные. Избирался в состав городской и областной, а также всероссийской шахматных федераций, создал сеть детско-юношеских шахматных школ, был директором одной из них.

Ровесник-тесть с ровесником-зятем...

В 70-х годах теперь уже прошлого века Борис Архангельский организовал матчи между читателями газеты "Ленинская смена" и ведущими шахматистами бывшего Союза. Но Архангельский вскоре перебрался в Москву, а его дело продолжил Чунаков.

Партий по телефону было сыграно много. Читатели "Ленинской смены" проиграли Василию Смыслову и Виктору Корчному, но зато нанесли поражения Льву Полугаевскому и Нонне Гаприндашвили, заключили мирное соглашение с Марком Таймановым и Юрием Балашевым. И после каждого такого матча гроссмейстеры приезжали в Горький. Те, с кем не удавалось сыграть по телефону, приглашались на шахматные фестивали.

С Марком Таймановым Чунакова связывает давняя дружба.

- В 1976 году Тайманов исполнял в Горьком Третий концерт для фортепьяно с оркестром Сергея Прокофьева, - рассказывает он. - Я ждал, когда он закончит репетицию и, чтобы убить время, играл в шахматы с музыкантом Лисогорским (я в то время занимался вокалом, а мы, члены творческого коллектива клуба имени Кринова, тоже должны были порепетировать - шла подготовка к смотру художественной самодеятельности). И тут неожиданно появился Тайманов, посмотрел на доску и сказал: "Позиция похожа на шахматную". Так и познакомились.

- Одно время Тайманов был в опале, - говорит Чунаков. - После того, как проиграл матч Фишеру со счетом 0:6. Почему-то руководитель спорткомитета Павлов и даже сам Брежнев решили, что Тайманова купили. И когда он вернулся на родину, досматривали его багаж на таможне с особым пристрастием. И нашли томик Солженицына, а также монографию, автором которой был сам Тайманов. Только она была издана не в нашей стране, а на Западе, и это расценили как измену. Гроссмейстер был лишен всех званий и наград, ему запретили выезжать за пределы СССР. Растропович после этого придумал анекдот: "Знаете, на чем погорел Солженицын? У него нашли книгу Тайманова "Защита Нимцовича".

В следующем году Тайманову исполнится 80 лет. Но он бодр, полон энергии. Три года назад его четвертая жена, Надежда, которую он едва ли не сорок лет старше, родила двойню. Теперь Марк Евгеньевич шутит, что он самый великовозрастный молодой папаша в России.

- Первая супруга Марка Евгеньевича, Любовь Брук, была пианисткой, - рассказывает Валерий Степанович. - Они вместе выступали с концертами. Но после поражения Тайманова в матче с Фишером начались нелады, и один из лучших фортепьянных дуэтов в Европе распался. Разорвались и семейные узы. Любовь Брук потом приезжала в Горький с сыном, тоже пианистом, но их концерты прошли при полупустых залах.

Вторая жена шахматиста, Лили, как он ее называл, работала архитектором. Они прожили в любви и согласии 9 лет, но Лили умерла от рака. У Тайманова началась депрессия. Однажды вместе с Чунаковым они поехали на могилу Лили, и Марк Евгеньевич, обхватив надгробие, рыдал, как дитя, и не мог остановиться...

Третьей супругой Тайманова стала дочь его друга, гроссмейстера Юрия Авербаха, литературовед Евгения, которую будущий тесть вместе с ровесником-зятем когда-то забирал из роддома. Но их брак продолжался недолго - по слухам, Евгения пристрастилась к спиртному. И, в конце концов, Марк Евгеньевич выбрал в спутники жизни Надежду, которая и врач, и переводчик, и компьютерный Бог в одном лице.

- Марк Евгеньевич любит и ценит юмор во всех его проявлениях, - говорит Чунаков. - Однажды в Аргентине он ужинал в кафе с гроссмейстером Мигелем Найдорфом. И тут к микрофону подходит какой-то человек и произносит такую фразу: "Господа, среди нас находится маэстро Тайманов. Давайте попросим его сыграть нам на фортепьяно". На это Марк Евгеньевич отреагировал моментально. Найдорф перевел: "Если каждый из нас будет демонстрировать свои профессиональные способности, то что тогда прикажете делать дантистам?". В другой раз, в Нижегородском Доме ученых, на просьбу что-то сыграть Тайманов ответил так: "Я в последний раз играл в Горьком в 1976 году. Чтобы снова сесть за рояль, мне надо тренироваться как минимум три года. Но надо ведь еще и подумать: а стоит ли?".

Встречи накоротке

Среди шахматистов немало долгожителей.  В их числе и Василий Смыслов.

Титул чемпиона мира Смыслов отвоевал у легендарного Михаила Ботвинника (правда, ненадолго) без малого полвека назад. До этого занимался боксом. И характер у него - прямой и резкий, как нокаут. Жена - одна-единственная, верный его друг Екатерина Андреевна. И на фоне этого - исключение из общего правила: Смыслов великолепно поет. Узнав, что Чунаков тоже исполняет неаполитанские песни, предложил спеть на два голоса. Понравилось и солистам, и тем, кто их слушал.

Борис Спасский в юности занимался легкой атлетикой. Прыгал в высоту почти на два метра. И иногда демонстрирует свои таланты.

- В 1999 году проводился мемориал Тиграна Петросяна, - рассказывает Валерий Степанович. - На его открытии я сидел рядом со Спасским и Таймановым. И Спасский неожиданно спрашивает, нет ли у меня открывашки - очень пить хочется. Я достал перочинный ножичек, передал ему. И он, не говоря ни слова, на глазах изумленных зрителей подошел к подиуму, на котором была установлена трибуна, легко вскочил на него, взял со стола бутылку с минеральной водой, стакан и вернулся на свое место. Подмигнул нам и спросил: "Строим?".

Бывал в Нижегородской области и Михаил Таль. Знакомясь с Чунаковым, он протянул ему свою изуродованную руку, но Валерий Степанович пожал ее как ни в чем ни бывало. Потом Таль допрашивал брата Чунакова, Станислава, который организовал экскурсию для экс-чемпиона мира и ряда других шахматистов на теплоходе: "А почему ваш брат такой хладнокровный? Протягиваю ему свою культяпку, а он совершенно не реагирует". По словам Валерия Степановича, Таль злоупотреблял алкоголем, этим и объясняется его ранний уход из жизни.

Нонна Гаприндашвили из-за нелетной погоды задержалась в Горьком почти на сутки. Как потом выяснилось, просидела почти все это время в ресторане с двумя попутчиками-нижегородцами, один из которых участвовал вместе с Чунаковым в художественной самодеятельности. "У меня сложилось такое впечатление, что в Горьком поют все", - сказала Нонна Терентьевна, встретившись в очередной раз с Валерием Степановичем. Тот ее разубеждать не стал.

С нынешним экс-чемпионом мира, Владимиром Крамником, Чунаков познакомился, когда Володе было 15 лет. Он был включен в сборную России и приглашен на сборы в город Кириши Ленинградской области для последующего участия в командном первенстве СССР среди школьников. Это была первая и последняя шахматная спартакиада - она проводилась в 1990 году.

- Со мной была моя дочь Лена - ей в то время было 13 лет, - говорит Валерий Степанович. - Она за короткое время подружилась с командой девочек, в состав которой входили будущая вице-чемпионка мира Катя Ковалевская, наши Таня Шадрина из Кстова, Света Вифлеемская. И с мальчиками тоже. И однажды Володя Крамник пригласил ее вместе со своей мамой-музыкантом и меня заодно в кино. Когда вышли, взял маму и мою Лену под руку. А передо мной извинился: "К сожалению, рук у меня не хватает...". Год спустя я оказался в Шахматном клубе на Гоголевском бульваре, где встречали нашу команду, выступавшую на турнире в Чехословакии. Ездил туда и Крамник. Он увидел меня. "Вы знаете, Валерий Степанович, - похвалился он, - а я ведь ни одной партии не проиграл".

Приезжал в Горький и Сало Флор. Он был уже далеко не молод. Валерий Степанович его повсюду сопровождал и считает, что такого непринужденного и доброжелательного общения, как с ним, у него больше не было. Гроссмейстер высказал только одну-единственную просьбу: чтобы вечером в его комнате в гостинице стояла бутылка кефира со сдобной булочкой.

Ему не в чем себя упрекнуть

Виктор Корчной зарекомендовал себя в шахматных кругах как человек очень импульсивный, вспыльчивый, как главный скандалист застойных времен. Наверное, небезосновательно. Но, с другой стороны, его в какой-то можно понять: Корчной пережил страшные дни ленинградской блокады, а она повлияла на психику не только его, но и многих других чудом выживших...

- Когда Корчной был в Горьком, он принял участие в блиц-турнире, - рассказывает Чунаков. - И надо же такому случиться - наш шахматист Олег Черников нечаянно уронил на пол фигуру Корчного. Тот не раздумывал ни мгновенья. "Мы тоже так умеем", - сказал он и повалил на пол сразу пять или шесть фигур противника...

Валерию Степановичу не в чем себя упрекнуть. Когда развернулась кампания массового очернительства Виктора Корчного, Бориса Спасского и Марка Тайманова, когда их доводили до того, чтобы они покинули СССР, а защититься от нападок не давали, их осуждали даже вполне порядочные люди, которым не угрожали ни психушкой, ни тюрьмой. А Чунаков тогда промолчал, что было равносильно негласной поддержке диссидентов. Он, как шахматист, просчитал на несколько ходов вперед.