УРОД В «ВОЛШЕБНОМ СТЕКЛЕ»
… Аня проснулась, словно на нее скакнула лягушка – холодная, скользкая и пупырчатая. Ее даже передернуло от омерзения.
За окном чернела сырая ночь. Аня встала, чтобы попить воды, все еще в полусне. Но теплые остатки дремоты рассеялись окончательно: где-то совсем близко ощущалось какое-то движение, мелькало что-то белое. Но это совсем не походило на лунные блики.
Аня растолкала спящего мужа.
- Что случилось? – спросил он. - Ты можешь мне объяснить толком?
- Там кто-то есть, - прошептала Аня.
Наступила какая-то гнетущая, глухонемая тишина. Анзор первым делом подумал, что к ним забрались воры. Он взял в руки тяжелый подсвечник и, стараясь не шуметь, прокрался в прихожую. Аня выглядывала из-за его спины. И им открылось жуткое зрелище: неподалеку от бывшей кладовки, превращенной совсем недавно в крохотную кухоньку, матово светился бесплотный призрак обросшего комкастой седой шерстью старика. Он напоминал высушенного кузнечика и был страшен, как монстр из фильма ужасов…
Нехорошая квартира
Квартиру № 13 в здании старой постройки в десятом по численности населения волжском городе стали считать нехорошей еще с империалистической войны. В ней часто менялись хозяева, размещались какие-то учреждения вроде «Когиза» или «Гортопа», потом, пока дом не обветшал, здесь обитала советская номенклатура. Но для нее выстроили более комфортабельные по тому времени, помпезные с виду терема, и освободившаяся площадь досталась стахановцам. Когда же многих из них отправили на Колыму якобы за вредительство, оставшихся ударничать «уплотнили», над подъездом повесили табличку, где было написано: «Дом-коммуна». Тогда-то и родилось знакомое всем нам название: коммуналка.
Молодая семья – Аня и Анзор – ничего об этом не знали, не ведали. Жить с родителями Ани им было тяжело – они с первого взгляда невзлюбили Анзора, поскольку он не славянских кровей, к тому же исповедовал другую религию. Ехать же к свекру со свекровью Аня боялась - на Кавказе небезопасно. К тому же она готовилась стать матерью – стрессы ей были противопоказаны. И очередная разборка Анзора с тещей переполнила чашу терпения. Наутро Чотчаевы отправились в агентство недвижимости.
Но денег на отдельную квартиру не хватало. Хватало только на комнату. И когда из агентства позвонили и сказали, что нашли то, что надо, молодые супруги ухватились за это предложение, как утопающий за соломинку. И уже через несколько дней вселились в угловую комнату квартиры № 13.
Издержки коммуналки
Аня и Анзор радовались сначала, как дети. Но вскоре поняли, что жить в коммуналке совсем не просто. Кухня, где пять обеденных столов и столько же полок с посудой, даже одним своим видом навевает тоску. А еще дверь на черную лестницу, откуда несет подвальной сыростью.
Но у Анзора руки сызмальства были приучены к разному инструменту. Кладовку он перестроил в кухню, поставил там газовую плиту. Но когда он снимал дверь в кладовку, из ниши над косяком выпала жестяная банка – в таких в застойные времена расфасовывали какао. Что это? Но тут из магазина пришли соседи, и Анзор свою находку припрятал. А вдруг – золото?
И случилось так, что в делах и заботах, забыл о жестянке Анзор, забыл совершенно. Закрутился со своими строительными делами. Главной его заботой было обособиться от соседей. И он своего добился. Теперь новых жильцов связывало со старыми только общий коридор и входная дверь.
Священник не помог
Призрак между тем сильно доставал Аню. Скользский страх закрепился в мозгу, в голове что-то заклинило. А когда она услышала, как один из соседей, благообразный с виду бывший бухгалтер, а ныне пенсионер Дмитрий Иванович Голубев, назвал ее ненормальной, случайно брошенное слово превратилось в диагноз.
Она нередко оставалась ночью одна – Анзор работал по сменам. Старый пень из загробного мира будто знал про это: являлся как по расписанию. Пользуясь своей безнаказанностью, замахивался, протягивал к Ане свои холодные липкие руки, словно хотел ее задушить.
Первым делом супруги попытались что-то узнать у соседей, но Голубевы явно не хотели вступать в контакт: отмалчивались, демонстрировали «тугое ухо», а Головастые откровенно ерничали.
- Привидения, ты говоришь, завелись, - желчно хохотнув в свои траурные усы, съехидничал Коля Головастый. – Ладно бы тараканы, а тут привидения. Но ради мира на земле я готов сосуществовать и с ними. Интересно даже.
Рот его захлопнулся, как капкан, а жена Головастого, Валентина, поддакнула супругу:
- Да, выходит, наш клоповник ничуть не уступает шотландским замкам.
В милиции Аню тоже подняли на смех, заявили, что стражи порядка имеют дело только с реальными преступниками, а не с привидениями. И вежливо посоветовали найти хорошего психиатра. Ане же стало казаться, что весь город, весь мир хохочет за ее спиной.
Она обратилась к священнику. Тот пришел, зажег свечу, обрызгал святой водой углы, сотворил молитву и сказал, что отправил призрак восвояси, внушил, что здесь ему не место. Но, словно издеваясь над служителем церкви, той же ночью прозрачный старикашка появился, как ни в чем ни бывало. И снова стал хулиганить по своей застарелой бандитской привычке.
История злодейств
Именно в это мрачное время Анзор неожиданно вспомнил о своей находке – изрядно поржавевшей жетяной банке. Он с трудом ее открыл и увидел рулон пожелтевших листков, вырванных из блокнота и стянутых полуистлевшим шпагатом.
Анзор ничего не мог понять. Записи представляли собой какое-то подобие мартиролога. Пришлось читать их несколько раз – от начала до конца. Но вскоре все стало проясняться. Это был и мартиролог, и история дома, куда уже в наше время вселились Чотчаевы.
Начиналась эта история с первого его владельца, Петрухина, который держал скобяную лавку. «Умер в 1916 году от водянки», - констатировал неизвестный летописец. Потом доходный дом перекупали купец Смольников и депутат городской думы Полянский. Оба последовали за Петрухиным в мир иной с перерывом в четыре месяца. Тогда-то и пошла молва, что в доме по улице Троицкой нечисто, что он, как огромная пиявка, высасывает людские души.
В период с 1917 по 1934 год на Троицкой, которую перекрестили в Советскую, размещались разные учреждения, жили чиновники. А вот с 1934 года ключи от квартир торжественно вручали ударникам производства...
Смерть здесь правит бал
Составитель мартиролога знал поднаготную всех своих соседей, и каждому давал свою характеристику.
Странные их смерти начались в конце 1935 года. Одинокий политрук РККА Репьев не погиб в боях с врагами. Молодой, никогда не болевший мужик умер 5 декабря в психушке. Сумасшествие к нему подкралось незаметно. «Ходят разговоры, что этот гад из стеклянной банки симулировал, что свихнулся, - отмечал автор мартиролога. – Но я точно знаю, что это не так. Это – мой первый опыт, и я им горжусь. Разве достоин места на земле человек, который садился обедать, а рядом клал наган?».
В январе следующего, 1936 года, в угловую комнату квартиры №13 вселился школьный учитель химии Можайский с женой и десятилетней дочерью. Но его тоже постигла судьба Репьева. Можайский скончался от разрыва сердца в феврале. «И – поделом! – торжествовал автор записок на блокнотных листах. – Благодаря этому, с позволения сказать, естествоиспытателю вся квартира пропала серой, бензолом и хлоркой. Жуть какая-то».
После смерти учителя химии в комнате остались его вдова, Нина Петровна, и десятилетняя дочь. Но и они пробыли здесь недолго. 2 апреля того же года Нина Петровна ушла из жизни. Диагноз – сердечный приступ. Дочь забрала ее тетка, приехавшая из Саратова. Комментируя это, «редактор» «Загробных ведомостей» (так Анзор окрестил историка дома на Троицкой) писал: «Это тоже не наши люди. Квартира № 13 не терпит таких аккуратных и придирчивых».
В угловой комнате тринадцатой квартиры жильцы менялись, как перчатки. В июне 1936 года смерть прибрала супругов Алешиных. Глава этой семьи занимался починкой керосинок и примусов, жена была белошвейкой. И опять - разрыв сердца. Впрочем, автор мартиролога не скрывал своего удовлетворения. «Керосинщик был не достоин своей половины, - писал он. – Он был страшнее гориллы, а она – писаная красавица».
Но это была не последняя смерть 1936 года. В ноябре обитатель угловой комнаты тринадцатой квартиры Эмиль Глосс повесился на собственном ремне, прикрепив его к трубе парового отопления – точно так же, как это сделал Сергей Есенин. Он был начинающим литератором, изредка печатался в толстых журналах. Его предсмертная записка была полна всякого мистическог тумана. Перечисляя мотивы своего поступка, а у него их набиралось достаточно – и неразделенная любовь, и отсутствие денег, и прогрессирующая болезнь, - Глосс упоминал и старика, преследовавшего его.
По факту самоубийства было возбуждено уголовное дело. Однако никакого старика-преследователя сыщики не обнаружили. Похоже, в природе он и не существовал, а был только вымыслом поэта, витающего в облаках своей поэтической фантазии и весьма неуравновешенного. Не вызвала никаких эмоций у тогдашних стражей порядка и «нехорошая» квартира, в угловой комнате которой регулярно умирали люди.
Творец привидений
Весной 1937 года в угловой комнате внезапно умерла маленькая сухонькая старушка, Изольда Евсеевна Кац. Умерла вроде бы естественной смертью, но в квартиру № 13 тут же нагрянули энкаведешники.
Никто про бабулю ничего не знал – она вселилась за три недели до этого. Правда, соседи нутром своим чувствовали, что она далеко не пролетарского происхождения. Улики были налицо: пронизывающий педагогический взор, всегда чисто одета, аккуратно причесана и даже напудрена. Особенно поражало соседей ее штапельное платье с белоснежными кружевными манжетами и воротничком - такие носили, наверное, еще при царе Николае. Завтрала она всегда яйцом, сваренным вкрутую, причем не лупила его об стол, чтобы очистить от скорлупы, а вставляла в рюмочку и тихонько ударяла сверху серебряной ложечкой…
Чекистов интересовало одно: почему никто из жильцов не сообщил в НКВД о подозрительной соседке.
- Значит, все вы в сговоре, - заключили кожаные куртки. И арестовали на всякий случай самого подозрительного жильца – Михаила Берегова, который на самом деле был Мойшей Бергенсоном, но тщательно это скрывал, поскольку мог лишиться теплого места столоначальника в одной из процветающих контор.
И автор мартитролога страшно испугался. Испугался, что за ним тоже могут придти в любое время дня, а вернее, ночи. «Я, Михаил Лесин, - организатор всех смертей в тринадцатой квартире, - писал он. – Но делал это совершенно бескорыстно, искореняя нечисть в роду человеческом. Боюсь же я только одного: мое изобретение может сгинуть бесследно, как исчезла старушка Кац. Пусть его сохранит история. И поэтому прилагаю к сему схему моего аппарата для показывания привидений»
В банке из-под какао действительно присутствовал чертеж этого аппарата. В состав его входили система компактных линз, мощный источник света и зеркало – его накануне «сеанса» нужно было намазать желатином. Если поместить перед источником света чью-нибудь фотографию и направить луч на зеркало, оно отразит натуральный призрак. Если перемещать источник света, привидение будет двигаться. Вот и все. Ничего заумного. А люди, увидев призрак, пугались так, что их тут же настигала смерть. Так Михаил Лесин расправлялся с соседями, которые чем-то ему не угодили. В качестве «исходного материала» он помещал перед фонарем снимок ужасного, обросшего шерстью урода, который одно время демонстрировался в дореволюционном цирке братьев Акима и Петра Никитиных, разъезжавшего с гастролями по волжским городам. И все было идеально. Огромное старинное зеркало в общей прихожей отражало свет и «запускало» «призрак старика» именно в угловую комнату. И больше никуда.
Когда садист убедился, что его «изобретение» действует безотказно, когда сошел с ума политрук Репьев, он продолжил свои варварские опыты. В результате ушли в мир иной учитель Можайский, супруги Алешины… А потом «новатор» просто вошел в раж…
Возвращение из небытия
И все же существует Высшая Справедливость. Мастер по «выпечке» привидений в том же 1937 году был арестован, обвинен в духе того времени в троцкизме, осужден и расстрелян. Он действительно являлся не мнимым, а реальным врагом народа.
Но Анзора и Аню мало интересовала судьба Михаила. Их больше мучил другой вопрос: как «рукотворный» призрак мог превратиться в «нормальный», порожденный самой природой или какими-то неизвестными нам явлениями, и как заставить его покинуть обитель новых жильцов? Причем сделать это как можно скорее.
Анзор показал записки некромана уфологу Кириллу Артамонову.
- Когда в первый раз появился призрак? – спросил он. – Не сразу ли после того, как ты нашел в кладовке банку из-под какао?
Получив утвердительный ответ, продолжил:
- Все очень просто. Создатель искусственных привидений так вошел во вкус своей работы, что после смерти сам стал прозрачным. Только он спал глубоким сном много десятилетий, ждал, пока о нем хоть кто-нибудь вспомнит. Вы с Аней узнали о нем, значит, его «оживили». Но «оживили не совсем его, а его «оружие», его «карающий меч» - урода из цирка. Этот прозрачный, вселившись в зеркало в прихожей, теперь и пугает твою жену.
- Что же мне делать? – спросил Анзор. – Как избавиться от мерзкого старика?
- Выход тоже очень простой, - ответил Кирилл. – Выбросить это зеркало на свалку – оно свое отслужило. Сдавать его в антикварный магазин не советую. В таинственной глубине стекла свой мир, непонятный нам, и смертельная прозрачность, которая обитает там, может погубить кого-то…
Анзору долго уговаривать соседей не пришлось.
Комментарии