Татьяна Богдан
Послевоенное детство…/ в сокращенном виде /
1ГЛАВА
Вот уже два месяца, как не было дождя. Солнце палило безжалостно. Все горело и сохло. Засохшая трава, покрытая толстым слоем пыли,торчала из земли желтыми колючими былинами. Даже деревья стояли понуро, слегка шелестя своими сухими листочками. А по дороге, одной рукой, придерживая подол длинной, до земли, юбки, спотыкаясь и не обращая внимания на изнуряющую жару, семенила старушка.
-Ай, мамоньки, ай, чо удомала -то, - бормотала встревожено она, - упрячут, как есть упрячут, как деда маво упрячут. Ну, погодь, девка, я те покожу, шоб не повадно - то было, только успеть-то, - и сломав жиденький ивовый прут, поспешила дальше, по пыльной, глиняной дороге.
Накануне, председатель колхоза, собрав вечером односельчан, объявил, что завтра, все, от мала до велика, должны собраться в конце поселка, чтобы пойти в лес и по оврагам жать траву, где ее еще немного осталось, иначе зимой колхозный скот нечем будет кормить.
Дочка старухи была на дойке, а внучка, взяв краюху хлеба с одной картошкой и налив в бутыль воды, пошла к развилке. Ганна всегда за нее боялась, уж очень она была горячая и справедливая. Хоть была совсем еще молода, а ложь терпеть не могла, если что, не промолчит, все выскажет.
Сколько учили девку держать язык за зубами, нет, совсем сказилась, затеяла драку, да с кем, с сыном предсадателя! Предсадатель-то злой, как черт злой. Вон, давеча, из-за потерявшегося телка, что сотворил с Антошкой сиротой, покалечил до полу смерти, а потом есчо милицию cозвал. Телок то нашелся, а где сиротка, никто не знат.
-Ай, мамоньки, ай, бяда, опять она, проклятущая, пришла в нашу хату.
Так, причитая всю дорогу, старушка ковыляла в лес.
А в лесу, на поляне, безжалостно нанося друг другу побои, каталась по траве парочка подростков. Девчонки и мальчишки, поддерживая сторону Нюрки, подбадривая, галдели изо всех сил. Только девчушке удалось верхом сесть на обидчика, как вдруг, ее спину обожгло от боли. Оглянувшись, она увидела грозное лицо своей бабуськи, которая очередной раз намеревалась полоснуть прутом.
-Бабуська, вы что? – вскрикнула она, больше от обиды, чем от боли.
-Я те щаз покожу чо, иж чо творит, а! – отчитывала старушка внучку и еще раз, хлестнула со всех сил. Ребятня вмиг разбежалась в разные стороны, только сын председателя остался стоять и вытирая рукавом, бежавшую из носа кровь, молча смотрел, на свою заступницу.
-Бабуська, да вы знаете, что он трепал своим поганым языком? Будто моя мамка меня в подоле принесла!
Старушка быстро взглянула на мальчугана, который от ее колючего взгляда съежился и стал оправдываться:
-Да, я разговор папки с мамкой на кухне слышал.
-Бабуська, скажите ему, - кричала Нюрка, - что это не правда, что мой отец боец Красной Армии и погиб на границе в первые дни войны!
Бабуська, молча, крепко взяла внучку за руку и повела прочь, подальше от беды.
-Ну, скажите, скажите, - не унималась Нюрка.
-Чово те говорить-то?
-Как что? Бабуська, как что? Скажите, что все, что говорил Колька, это неправда!
-Ох, матки, Лександровна, ты лучше зараз кажи, почему ты у нас така толстоголова, а? Ты че делашь, а? Че тепереча ждать от нашего предсадателя? Мало нам было слез, да? Чово ты лезешь со своей правдой? Мала есчо. Да и кому она нужна, правдо –то твоя? От этой правды токмо одне слезы. Вон, дед твой, тоже все правду искал и где он тепереча, а? Ужё наверно и косточек-то от него не сталось, - всхлипывая, до самого дома отчитывала внучку старушка.
-А чего он, - уже потише, сказала Нюрка, - треплет не непонятно что. Ненавижу его, так бы и разорвала!
-Знамо дело… Эх, Лесурка ты моя, глупая. Кака разница, как ты появилась, главно, кем ты сташь, - обнимая внучку и гладя по голове, успокаивала бабуська.
Девочка, прильнула к старушке.
-Ну, чо, чай успокоилась? Пойдем похлебку похлебаем, да збирайся идтить назад, а то наш предсадатель, если норму не дашь, еще во вредители запишет.
Тяжело поднявшись с лавки, Ганна пошла накрывать на стол, а Нюрка, взяв кошку на руки, стала ей рассказывать, что произошло в лесу. Кошка Машка была единственной, кому девочка могла доверить свои секреты. Вот и сейчас, Машка, жмурясь, внимательно слушала, а потом, спрыгнув с колен, стала мурлыкать, будто объясняя хозяйке, как нужно поступить в этой ситуации.
-Лександровна, ну, где же ты, пошто не идешь?
-Иду я, бабуська, иду.
Старушка достала чугунок из русской печи, поставила его на стол, сбитый из необтесанных досок и стала по чашкам разливать щи. Девочка, положив руки на колени, терпеливо ждала, когда бабуська перекрестится, сядет и первой со стола возьмет кусок хлеба .
-Пори, чово не поришь?
-Вас жду.
-Пори, тебе же бегить надобно.
Девочка быстро стала есть, а бабуська, поглядев, как внучка жадно ела, отломила кусочек хлеба от своего куска и подложила его ей поближе. Нюрка немного помешкав и посмотрев на старушку, с благодарностью взяла краюшку. После страшной войны прошло пять лет, но люди до сих пор жили тяжело, в проголодь. Все понимали, нужно поднимать страну из руин, поэтому терпели.
Особенно трудно приходилось в колхозах. Целыми днями колхозники работали за трудодни, получая крохи за свою работу. Денег ни на что не хватало, ни на одежду, ни на еду, а если у кого заводилась какая живность, то нужно было государству сдавать пошлину, и семье, от их хозяйства, оставалась совсем малость. Но они и этому были рады. Тяжелая жизнь была, но люди не озлобились, в трудную минуту приходили друг другу на помощь. Как-то однажды, у Таисии серьезно заболела дочурка. Долго девочка болела, почти всю весну. Болезнь, из-за ослабленного организма, не хотела ее покидать.
И больного ребенка решили поднимать всем миром. Кто кружку молока принесет, кто яичко, кто сушеной ягоды или рыбы, а однажды, фельдшер Петр Иванович, принес лимон, так и подняли малышку, никто не остался равнодушным. Когда Таисия, поддерживая дочь под руки, первый раз вывела на улицу, радовалось все село. Подходили и от всей души желали ей быстрейшего выздоровления. Колька, сын председателя, нарвав в поле небольшой букетик васильков, краснея, подарил Нюрке.
Гана подшучивала над внучкой:
-Ой, матки, жаних, как есть жаних, ейный буде.
С тех пор прошло два года, а ребятишки с каждым днем, все больше становились врагами, а сегодня дело дошло уже и до драки. Только одному Богу известно, чем бы это закончилось, не подоспей во время бабуська. Хорошо, Маруська, соседская девчонка, прибежала,и все рассказала.
- Така ж пустоголова, как и наша, ан нет, смекнула, чем это дело пахнет. Конешно, она то знат, чо приключилось с еёшним дедом, когда тот пшел супротив власти,- насрал полну холщову сумку и забравшись на памятник Ленина, повесил ее на протянутую руку:
-На, вот,-говорит, - возьми, вы еще это забыли у меня отнять, так я вам сам принес. Больше у меня ничего нет.
Тамоть, с памятника, его и сняли….
2 глава
А каким он был в молодости, просто заглядение! Рост под два метра, широкоплечий, чернявые, вьющиеся волосы и темно-синие глаза, обрамленные лохматыми черными ресницами, все девки по нему сохли. А он выбрал маленькую, щуплую и неказистую Устьку. Правда характером она была, десятерых мальчишек стоила.
Как-то, поздним вечером, возвращался Михаил с поля домой, слышит, во дворе, в зарослях какой-то шорох и кряхтение, подошел поближе, глядь, а там Устька, сверкая голым задом, вниз головой повисла на заборе. Увидела она своего соседа и притихла, аж глаза зажмурила. Михаил молча посмотрел на нее, подошел, похлопал своей ладошкой – лопатой по ягодице и сказал:
-Да, девонька и что же ты там такой товар прячешь? Погодь, я тебе подсоблю.
И отцепив платье от жердины, подхватил ее на руки. Подержал, посмотрел в темные, как угли глаза и добавил:
-Жди завтра к вечеру сватов.
И опустил на землю соседского двора. Устька ни жива, ни мертва, пустилась наутек.
А вечером пришли сваты. Долго отец не соглашался, не хотелось ему расставаться с дочерью, ей ведь всего - то четырнадцать годков, она вон, до сих пор с мальчишатами по огородам лазает.
Устька забилась на печи, сидит и дышать боится. Вдруг, поднялся Михаил и пробасил:
-Я понимаю, что она мала еще и ей нужно расти, вот пусть и растет у меня, обещаю, что до семнадцати годков ее и пальцем не трону. Но я с места не сойду, пока не получу согласия.
Прохор понимал, что о таком зяте только мечтать можно. Работящий, богатый, свой дом, корова с бычком, свиней пять штук, две лошади, а земли целых десять гектаров! Подумал, подумал и согласился, тем более, что дочь то рядом, по соседству, жить будет. Да и чувствовал Прохор, что недолго ему осталось мир коптить, скоро к своей Грушеньке отправится. А Михаил мужик хороший, если что, позаботится о его дочке. Через неделю сыграли свадьбу, правда, батюшка венчать отказался наотрез, не раньше, как невесте исполнится семнадцать годков. Поплакала девка несколько дней и перешла жить к соседу. Так Устька стала мужниной женой.
Ее сразу, будто подменили, стала степенной, вечно растрепанные волосы, теперь короной возвышались над головой и без платка она не ходила. Михаил купил ей новые наряды, ботинки и подавая красивые, с кружавчиками, женские штаны, сказал:
-Вот, держи, носи, чтобы никто больше не смог увидеть, что у тебя там под юбками.
Дал и вышел. Устья взяла панталоны и стала их рассматривать, приглаживая кружавчики и рюшечки. У нее никогда не было нижнего белья, о такой роскоши, она не могла и мечтать. Сначала девушка боялась мужа, но потом, стала замечать, что Михась, как она его называла, не только красивый и сильный, но еще очень добрый и внимательный, только под вечно угрюмым видом, эта черта его тщательно скрывалась.
Постепенно жена привыкла к мужу и даже, когда он уезжал в город на ярмарку, скучала по нему. Однажды, возвращаясь из города, в телеге сломалось колесо и Михась, задержался. Устья же, как тигрица в клетке, металась от окна к окну и наконец, увидев мужа, бросилась ему навстречу и повиснув на шее, разрыдалась. Он приподнял жену, обнял и смущенно пробасил:
-Ну, ладно, ладно тебе, просто колесо в дороге сломалось.
-Не пущу больше одного, не пущу! Слышишь? – рыдая, говорила Устья.
-Слышу, слышу.
С этого дня, девушка поняла, как сильно любит Михася, своего мужа, которого до сих пор не знала как мужчину, который держал слово, данное ее отцу, и ни разу не заходил в ее комнату. Через год ей будет семнадцать, только через год…
Этот год прошел тяжело, не считая томительных, долгих темных ночей, за этот год ушел из жизни Прохор, кто-то поджег поле с овсом, корова отелилась мертвым теленком. Все радости и тяжбы она делила с мужем. Сегодня Покрова, большой христианский праздник и ее день рождение.
Открыв глаза, еще до восхода солнца, Нюрка сладко потянулась и вдруг, в темноте, посреди комнаты, увидела тень. От неожиданности, вскрикнув, быстро соскочила с кровати, зажгла свечу и услышала взволнованный голос Михася:
-Прости, я тебя напугал. Просто зашел посмотреть, как ты спишь.
Говоря это, он медленно подошел к жене, глянул в ее бездонные черные очи, погладил рукой по распущенным густым волосам, приподняв, поцеловал и чем крепче он целовал, тем сильнее у Устиньи кружилась голова, она уже не понимала, где пол, где потолок, и где она сама. На всякий случай, девушка крепко обвила шею мужа руками и от огромного счастья улетела далеко-далеко…
Став настоящей женой, Устинья обрела еще большее счастье, чем было раньше, ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Видя новое состояние своей жены, Михась проводил с ней больше времени. Он видел, как его маленький воробушек превращался в красивого лебедя.
От их большой любви, как на подбор, родились пятеро сыновей, все высокие, красивые и сильные и одна дочь, самая младшенькая. Ох и тяжело дочурка далась Устинье, кое-как мать родила долгожданную девочку, которую назвали Мартой, в честь месяца марта, в который она появилась на свет.
Характером Марта была в свою мать, а вот ростом пошла в отца – стройная, высокая, с темными густыми, волнистыми волосами и синими глазами. Сколько парней за ней бегало, а она влюбилась в чужака, который приехал к ним в село. С тех пор, каждый выходной, он стал ее навещать. Как только родители ее не отговаривали, но она одно твердила, что сильно его любит и жить без него не может.
Михась думал:
-Кажется вроде бы умный, книги какие-то читает, красивый, да как – то не внушает он доверия и все.
Однажды, ложась спать, он спрашивает жену:
-Ну, что мать, делать – то будем с нашим неслухом?
-Не знаю, отец, ты у нас мудрый, всегда поступал правильно и по совести, поэтому я приму любое твое решение.
- Ну, не запирать же ее? А вдруг, она завтра придет за благословением? Говорит, что любит, если благословение не дадим, как она будет жить? Я вон, как в твои глаза, в первый вечер взглянул и как в омут с головой, кое – как утра дождался. Поэтому и решил, лучше женюсь на ребенке, выращу, зато всегда буду рядом с ней, со своей лебедушкой. Может быть и у нее такая любовь?
-Не знаю. Может Бог пронесет его от нас?
-Дай то Бог, дай то Бог. Ладно, давай спать, завтра у нас тяжелый будет день.
А на следующий день, поднявшись, как всегда, до восхода солнца, Михась со своей семьей управлялся по хозяйству. Управив скотину, напоив, накормив ее, подоив всех коров, зашли в дом, завтракать. И только сели за стол, как запыхавшись, вбежала соседка Ганна и с порога заголосила:
-Ай, мамоньки, ай, матки Божья, погибли мы, все погибли!
-Ганна, ты толком скажи, в чем дело? - спросил Михась.
-Так че, вы ще ничёго не знаете?
-Ничёго?
-Батьку, царя нашего, скинули! Ай, мамоньки и чё с нами то теперь будет? – причитала Ганна.
-Как скинули? - сразу шесть мужских голосов эхом разнеслись по комнате.
-Не знаю, она вон, знат, - показывая рукой на Марту, сказала соседка.
Все удивленно посмотрели на Марту. Девушка сидела и больше всего на свете сейчас хотела стать невидимой. Даже с опущенным взором, не смотря ни на кого, чувствовала взгляды, обжигающие ее с ног до головы.
-Я-а, - заикаясь, сказала Марта, - ничего не знаю.
-Как не знашь? - удивленно спросила Ганна, - твой же, гордской хахаль, нам привез эту поганну весть.
-Ну-у, дочь, - строго, как никогда, спросил Михась, - мы тебя слушаем.
-Но, я на самом деле, - пытаясь в голосе скрыть дрожь, отвечала девушка, - ничего не знаю. Максим мне что-то говорил, но я не поверила, что такое возможно... и все.
-Та-ак, - в гневе, закричал отец, - чтобы его в нашей избе не было и чтобы о нем я никогда больше не слышал! Ясно? А увижу тебя с ним, или услышу, что ты с ним была, поймаю и ноги вырву!
Девушка, закрыв лицо руками, выскочила из стола и побежала в свою комнату. Увидев разгневанного соседа, Ганна сославшись, что еще не доила корову, быстрее выскользнула за дверь. С этого дня безмятежное счастье в этой крепкой, дружной семье развалилось. Дочь постоянно сбегала на свидание, к своему возлюбленному, что только с ней не делали, грозились даже в город отвезти, в школу девиц. Но время настало очень беспокойное. С войны возвращались односельчане и подтверждая страшные слова соседки, бередили и так уже растревоженные души. В селе появились чужаки, которые, разжигая страсти, раскололи село на две части - богатых и бедных.
В двадцатых годах появились Комбедовцы, которые захлебывались слюной, глядя на чужое добро. Однажды, проходя мимо дома Устиньи, Ганна увидела во дворе свою подругу:
-Бог в помощь.
-Спасибо.
-А твои ужо на собране побегли, чо ли?
-Некогда нам по собраниям шастать. Зима скоро, а стога еще в лесу стоят.
-Да вы шо, сказились? Каки таки стога? Когда Степка предсадатель сказав, шоб вси были, иначе хуже будет.
-Ладно, Ганна, иди куда шла, нет времени у меня с тобой лясы точить.
Ганна, обидевшись на подругу, махнула рукой и пошла на собрание. Говорят, если пришла беда, открывай ворота. Так и у Михася с Устиньей, сначала дочь из рук выбилась, а потом у них отобрали их дом, землю, увели всю скотину, вывезли из амбаров весь хлеб, из погреба вытащили бочки с рыбой, медом, топленым жиром, подсолнечным маслом и много чего еще вывезли за три дня.
Но местным властям, казалось мало наказали они это кулацкое отродье, которое нужно вырубать под самый корень и приехали за старшеньким – Гриней. Ох и убивалась за ним Устинья, криком кричала, слезами умываясь. Михась, как мог, успокаивал свою лебедушку, веря, что завтра разберутся и отпустят, не может же такого быть, чтобы ни за что людей сажали, но он глубоко ошибался. Ни завтра, ни после завтра, ни через год, сына не выпустили и вообще больше о нем никто ничего не слышал, будто и не было человека. А здесь еще Марта замуж собралась.
-Не пущу! Нет тебе родительского благословения! – кричал отец.
- Тогда я и без него пойду замуж! А закроете, сбегу! – в ответ бросила дочь и вышла из землянки, в которой теперь они все жили.
Отец посмотрел на закрывшую дверь и с болью в голосе спросил:
-Мать, что же это такое мы с тобой вырастили, а?
Устинья сидела на лавке и молча, плакала.А Марта бежала навстречу своей судьбе, своей новой, тяжелой жизни….
После этого прошли три года. Не высохли у матери еще слезы по старшему сыну, как приехали забирать среднего, Степушку, самого смиренного и спокойного. Во дворе поднялся вой и крик Устиньи, остальные сыновья бросились в защиту своего брата. Завязалась нешуточная драка.
Красноармейцы, понимая, что без оружия им, с этой кулачьей сволочью, не справиться, стали стрелять. Степушка с Митенькой, сраженные пулями, сразу упали замертво, а двух других братьев, избитых до полусмерти, как дрова покидали в телегу и увезли, не забыв, плеткой исхлестать их мать.
Михась в это время был в городе, ездил на рынок, хотел сделать своей лебедушке подарок, купил отрез на платье и красивый полушалок. Казалось бы, нужно радоваться, все взял, что хотел, так нет, засела в сердце какая-то зараза и грызет, сосет изнутри. Ну, прям, мочи нет.
-Ох, не спроста это, что-то с Устьюшкой моей неладно, - встревожено подумал он и поторопился домой. Подъезжая, Михась заметил, испуганные взгляды односельчан, брошенные, в его сторону и понял, что дома что-то случилось. Издали он увидел раскрытые ворота и то, что он увидел, превзошли все его опасения….
На следующий день, похоронив сыновей и украдкой вытирая слезы, ухаживал за парализованной женой. Он рассказывал ей, какой сухой и хороший последний дом выкопал для их сыночков, что положил их рядышком, чтобы не скучали и их поджидали. Устинья лежала молча, глядя в потолок. Через два дня ее не стало, она тихо ушла, оставив на этом свете своего Михася одного.
Похоронив лебедушку, он долго сидел возле двух свежих могил, плакал и разговаривал с ними, как с живыми, а потом взял холщовую сумку и уехал в город. Больше в деревне его никто не видел. Весть,о происшедшей трагедии, привезли соседи Ганны, которые в тот день ездили по делам в город. Через год, на руках с ребенком, Марта вернулась домой, а в их землянке, только крысы с ветром играли в догонялки. Поплакав над могилами, осталась она жить дома, растить свою Маруську.
3 глава
Вся эта трагедия, волной воспоминаний нахлынула на Ганну, всхлипывая, сидя на лавке и вытирая слезы краем платка, она думала:
-Ох, Матки Божья и чо же енто за жизнь така, при царе жили, боялись, при Союзе живем, еще пуще бояться прихоцся, когда же ентот комьюнизм- то ихней настанет? Хоть краешком глаза глянуть на него, ведь не зря же стоко людей помёрло, таку войну пережили. Ну, ладно, она согласна еще потерпеть, токо бы Таська с Нюркой дожили до славных годков. Ведь, товарищ Сталин обещал, как токо страна встат на ноги после разрухи.
Так и жила Ганна, как весь народ, ее большой страны, веря, что если им не придется увидеть комьюнизим, хоть внуки его увидят и поживут в достатке и радости….
© Copyright: Татьяна Богдан, 2012
Свидетельство о публикации №212092101697
Новые комментарии