~~Ужасные девяностые
из жизни одной провинциалки
Надо же как-то её обозначить – ну, например, Мила, как вам? Она родилась в Подмосковье, в небольшом фабричном городке. Как там - в песне «Подпевает электричке ткацкой фабрики гудок». Как не странно, но с этим местом на земном шарике она не чувствовала связи пуповиной, как должно быть. Там жили бывшие соседи, которые со временем поразъехались по городу, решая свои квартирные вопросы. Там было много знакомых, теперь уже ушедших в иной мир, или таких, которые, встретив Милу на улице, её уже не узнавали, да и она их тоже.
После школы Мила поступила учиться в МГУ, это уже Москва. Связь с родным городом совсем ослабла. Мама срочно начала обмен квартир. За три года было два обмена с целью улучшения быта. Корни Места были совсем подрезаны. Новый дом, новая квартира, незнакомые люди.
Она, неожиданно для всех, сорвалась и уехала в Сибирь.
Вернёмся к временам давно минувшим
Мила прожила здесь в Сибири уже прилично лет. Вот они кошмарные девяностые, наступили.
Под Москвой у Милы жила в ту пору многочисленная родня. Мама ещё здравствовала, тётка, сестра с семейством, ну и прочие двоюродные, троюродные… . Да, все ещё были живы. Иногда Мила их навещала – поезд, самолёт – в молодости всё это не проблема. Люди они были простые, незатейливые, Милу свою любили, она ведь очень старалась быть хотя бы внешне похожей на них. Звали они её «декабристкой», потому что уехала она в Сибирь - Матушку, по их представлениям, в землю глухую, дикую, где по улицам медведи бродят, а вместо собачек лисичек на поводке водят. Вот они - это цивилизация, это да! Долго они этому отъезду сопротивлялись, возмущались и не соглашались. Так некоторые уже и ушли в мир иной, не смирившись с безрассудным поступком Милы.
Разные бывают обмены. Ну, конечно, большинство рвутся отсюда в город, а ещё лучше в Златоглавую. Например, Якушев Л. родился в нашем селе, у моего соседа он был пионервожатым, постарше меня, подводник, обошедший на своих лодках пол – мира. Здесь в селе жили его родители. Мы с ним познакомились на вечере встречи. Потом он приезжал на могилу отца, мы встречались в школе, он умер там в Москве.
Ну, это ещё что! Вот была у нас такая Маша – рыжая, вредная девчонка, со всеми учителями была в конфликте. Уехала она в Москву, как лимитчица ,и прижилась там, и дочь родила, и живёт до сих пор. Есть и другие переселенцы, но об этом достаточно.
Девяностые - это были трудные годы, не устану об этом повторять. В магазинах пусто. В Москве ещё можно было отовариться. Туда со всех окрестных областей ехали за продуктами. Очередь отстоишь и колбаски купишь, и сгущёнки, и апельсинов можно было достать. Тогда это слово очень в ходу было. Именно не купить, а достать. Так что, когда Мила отправлялась в очередной раз к родне, наказов было много. Заказывали всё: от колбасы до резиновых сапог и искусственных шуб. А как отказать. Подумают, что зазналась, угодить не хочет.
Я не буду рассказывать про все мытарства при исполнении заказов. Как бедные бабушки всё упаковывали, обшивали тканью и отправляли многочисленные посылки в далёкую Сибирь.
Другой важный ритуал в таких поездках – это посещение родственников. Накрывались столы, угощение, спиртное - у кого, что было: кто хвастал дорогой бутылочкой импортного вина, кто доставал самоделку, подкрашенную растворимым кофе – тоже большой дефицит. Хотя пили преимущественно сами хозяева, Мила создавала видимость компанейского человека.
В тот день был намечен визит к бабушке и тёте Лизе. Они вместе проживали. Тётка была на 12 лет старше племянницы. Отношения были у них почти на равных. Лиза была женщина простая, малограмотная, душевная. Она два раза ходила замуж. Как-то всё не очень удачно. У неё была уже взрослая дочь и сын подросток. Сын её Мишка был крестником Милы. Это особая история.
Мила тогда училась в университете на втором курсе. Раньше в Москве университетов мало было. Ну, конечно – МГУ, ещё «Дружбы народов», ну может какой ещё забыла. Часто приезжала она во время учёбы домой, хотя место в общежитии было. Но трудно таким людям, как она, в комнате с четырьмя кроватями. Жила тогда вся родня недалеко друг от друга, виделись часто. Мишутке, Лизиному сыну, уже четыре года было, крепкий, здоровый мальчуган. Бабушка Дарья была сильно, но не фатально верующая. Крестить Мишеньку надо было срочно. Дата была намечена. С крёстными договорились. В крёстную позвала Лиза свою хорошую подружку уже и имя её не помню. И в храме записались и всё, что надо к обряду, приготовили. Вообще, в те времена были проблемы с посещением церкви. Всё было у государства под контролем. Все обряды - с паспортами. А если узнают про то, что комсомолец или коммунист нарушил атеистические заповеди, жди большие неприятности. День заветный наступил. Все поднялись рано, так было по плану намечено. Да, вот беда приключилась. Намеченная крёстная с вечера приболела. Температура у неё поднялась высокая. Выполнить свои обязательства она не могла. Что делать? Побежала Лиза к племяннице Миле, та как раз дома была – выручай! Мила собралась быстро, сомнений не было, надо – так надо! Это потом уже некоторые размышления пришли: «а что было бы, если в университете стало об этом известно». Но сомнений и сожалений в т время не было. Стала она крёстной не по плану, а по случаю, или по чьей-то воле.
Вот к этой молодой своей тётке отправлялась с визитом Мила.
Лиза решила, что визит любимой племянницы можно сделать особенно приятным, если расширить застольную компанию. В те трудные времена, чтобы как-то прожить, важно было устроиться на хорошую работу. Город был подмосковный, много людей находили работу в Москве. Утренние и вечерние электрички шли переполненные, иногда в тамбуре места не было. Нет, конечно, не профессорами и директорами работал народ в столице. Это были продавцы, грузчики, строители и прочий рабочий люд. Примерно о тех временах, о тех переполненных электричках писал Ерофеев Венедикт в своём творении «Москва - Петушки». Пока училась в Москве, Мила много на этих электричках поездила, много чего видела. Но была она по другую сторону от Ерофеевских героев. Она с брезгливостью смотрела на пьяные физиономии попутчиков, распивающих горькую здесь же в вагонах и сыпавших отборной бранью, шарахалась от толпы цыган, заполонявших вагоны криками, плачем детей и особыми запахами, читала конспекты, чтобы скоротать время поездки.
Так вот любимая тётка работала в Москве продавцом в одном небольшом магазинчике на пути следования этих самых электричек. Остановка называлась Карачарова. Это уже, считай, Москва. Там не все электрички останавливались, но зато метро было рядом. В то время это была большая удача - работать в магазине, да ещё в Москве. Человек Лиза была общительный, компанейский, могла и выпить хорошо, но сильно не злоупотребляла. Дома всегда была спиртное «самтрест» для друзей, родных и на всякий экстренный случай. Вот такой случай и произошёл.
Позвала тётка свою близкую подругу Свету, они вместе работали. Светочка была человеком нужным, так как муж её Павел местный мент. Что сказать про эту пару? Света средних лет женщина, На голове обесцвеченная химия, косметики избыток, красавица полнеющая. Типичная народная красотка из-за прилавка. Но, заметим, с большими претензиями. А что, доход в семье хороший, оба с Пашкой на доходных местах. Детей совместных не было, так как брак был поздний. По тем временам дети были непозволительной роскошью. Жили люди в своё удовольствие. Кроме того к компании присоединилась Лара – дочка Лизы, сестра Милы со своим новым мужем. Тоже пара своеобразная, из тех непутёвых лет возникшая. Девушка она была среднего образования, бывшая воспитательница, но в силу особых исторических обстоятельств тоже перебравшаяся на работу в магазинчик своего городка. Девушка она была простая, добрая, очень энергичная, но развития душе не хватало, птица не высокого полёта. Судьба у неё сложилась дальше трагически, как, впрочем, у многих наших современников того безумного времени. Получается вместе с бабулькой и всего-то семь человек за стол сели. Дети занимались своими делами.
Конечно, все хвалили «самтрест», на столе было не пусто, продукты из московского магазинчика: салями, окорочок, сайра – поди, достань! Компания, видно, была уже спевшаяся и спившаяся, Мила только была там телом инородным. Но она, как всегда, старалась приноровиться к сложившимся условиям, где надо улыбалась, где надо шутила, поддакивала, соглашалась и так далее. Чего это ей стоило ! Когда все уже приняли достаточно, язычки развязались и полился разговор откровенный.
О чём говорили? О трудных временах, в которых умный человек и из трудностей умеет выгоду извлечь. Светочка человек была инициативный, часто оказывалась в центре беседы. А мнение её было непоколебимо правильное для всех. Слушала её Милушка, морщилась про себя, потом плевалась не буквально, конечно, но держала натянутую улыбку на лице. Перехожу к прямой речи. Голоса у всех уже были повышенные, все хотели высказаться, перекрикивали друг друга, но не спорили, все были единодушны в сужениях, царило пьяное согласие.
Тон задавала Света:
- Жить можно в любые времена, уметь только нужно и голову иметь. Сейчас не образование важно, что по этим дипломам тебе колбасы продадут, водку и ту из-под полы продаём. Учились профессора эти да доценты, зубрили, башку себе всякой ерундой забивали, футы – нуты, мы интеллигенты, мы образованные. Вот они где у меня эти образованные - Света похлопала себя по обтянутым ярким платьям крупным ягодицам
– Приходим мы утречком на работу, а они уже в очередях по два часа стоят, чтобы какой-нибудь дефицит перехватить. А некоторые с записочками через задний ход идут. И в глаза преданно смотрят, как наш пёс, когда ему косточку сладкую даёшь. Вот тут-то я на высоте. Попросите – попросите умненькие, унижайтесь грамотные. У меня всего-то семь классов за плечами, А кто вы и кто Я! – Света поднимает полный стаканчик и опрокидывает его с тостом – За нас, умеющих жить, за удачу!
Все согласны, все счастливы, аплодисменты. Про паршивых интеллигентов поговорили. Далее Ларка вступает. Пришло её время поддержать компанию. Ей есть чем поразить друзей. Тащит она из соседней комнаты какую-то замусоленную тетрадку.
- Вот смотрите, что у меня есть. Это народное творчество. Один безымянный поэт сотворил про нашу замечательную действительность целую поэму. Не поленилась пол – дня потратила, переписала.
В то время ещё о компьютерах народ не слышал, интернетов не было. Хорошо работал САМИЗДАТ. Через него и о Солженицыне узнали, и Булгакова прочитали. Но это же столпы! А это другой - пошленький, сквернословный самиздат другого уровня. Мила девушка в литературе была немного образованная. Сама писала душевные вирши. А такую пошлость, зарифмованную, не выносила, слушать не могла, позывы ко рвоте появлялись. Но слушала она, через великую силу, заставляла себя слушать. Пьяные лица светились удовольствием, отдельные строки повторялись со смаком, всем это нравилось, все были счастливы. Мила сжала зубы. Терпела, ждала, когда закончится эта вакханалия. Да, всё это чтение сопровождалось диким, безудержным смехом, аплодисментами, казалось, конца этому не будет. В глазах темнело, в ушах стоял звон.
Но всему конец бывает. Тетрадка была отложена в сторону так и недочитанная, утомились все слушать, весёлое застолье продолжалось. Сил у Милы совсем не было. Не хочется обижать весёлую компанию, простые люди, малообразованные. Лица их раскрасневшиеся, расплывшиеся всё больше напоминали свиные рожицы. Смех, пошлости и прочее…
Тётка провожала Милу до самой железной дороги. Там до дома уже не далеко, это был кратчайший путь.
- Хорошо посидели, душевно – сказала Лиза. – Жаль, ты далеко живёшь, мы бы и тебя пристроили на работу повыгодней. Так ты в магазин-то ко мне за продуктами приезжай перед отъездом, я тебя отоварю по полной.
Мила шла домой по сонной улице, место малолюдное, никому не было дела до её мокрых глаз, шмыгающего носа. Дома началась истерика. Такое с ней было впервые. Она рыдала, не могла остановиться с полчаса. Прорвало её. Напряжение было так велико, нужна была разрядка. Мама испугалась, ничего не могла понять. Решила, что её кто-то обидел. Но и ей Мила не могла ничего объясниться, всё равно бы не поняла. Сказала, что просто очень устала. Вот и поплакать одно вдоволь нет возможности.
Новые комментарии