Боль... Леонелла Струэр.

Рассказ.

Боль…

Как-то всё интересно в жизни устроено. Всё должно быть правильно, по людски. Нет. Скажу Вам я.

Надо в жизни прожить и минуты слабости, и минуты счастья, и минуты гордости, и минуты славы.

1. Минуты счастья.

Сидим мы с ним на диване. Он простой парень, недавно познакомился со мною. Вернее нас познакомили с ним. Он стеснительный. Одет в простой свитер, брюки. Сидим и молчим. А что ещё делать. Это может быть, наглые парни сразу к тебе с сексом. А что, молодая, красивая женщина, очень привлекает внимание любого волокитчика за длинными ногами, голубыми глазами и красивой внешностью. Может быть, меня и ожидала такая жизнь. Красивее можно сказать – жизнь красивой, стройной молодой деловой женщины. Ну, это может быть, в Москве, так красиво бывает: любовники министерского плана предлагают тебе секс и деньги за твою красоту. Но у нас всё по-другому. Только познакомишься с мужчиной, как ты смотри, чтобы она не увела у тебя его. А что нам делать, молодым, красивым, с красивым телом, ногами, глазами и волосами? Только и остаётся жить и ждать: алло… и гудки. А потом всхлип, твоих слёз. Они капают на платье, и ничего рядом с тобою нет. Нет! Только мужчины, которые целуют руки, говорят красивые слова, обнимают и носят на руках по ресторану. А может быть, положат голову на колени и смотрят преданно в глаза, а сами бегут до следующей такой же красивой, молодой, красивой и глазастой. Вот так и бегают всю жизнь моей жизни любовники…

- Ну, что будем делать? – спрашиваю, чтобы не молчать. Ведь как-то неловко сидеть в первый вечер, с простым парнем, который ещё ни разу не целовался, ни с одной девушкой.

Как уж это произошло, не знаю, но мы стали скрывать наши отношения от родителей. А зачем? Рожу себе ребёнка и всё. Буду жить хоть для кого-то. А так, только одни слёзы «на подушку».

Но всё пошло, куда даже больше. Родители узнали о наших встречах, захотели познакомиться.

Идём по улице, он молчит, я говорю. Радостные и счастливые. Мне хорошо. Я ещё не задумываюсь о своей судьбе, но с отцом уже поговариваю о нём. Отцу он понравился сразу. Молчаливый, серьёзный. Не пьёт, не курит. Как говорится положительный на все сто.

Только что демонстрация прошла, 1 мая. Весна. Люди радуются. А я уже беременная. 1988 год. Май.

Заходим к нему домой, то есть к его маме.

- Здравствуйте, проходите, - сухо отвечает она мне, на моё приветствие. Он проводит меня в комнату и мы разговариваем с его сестрой Галей и с Любой. Маленький мальчик играет в комнате.

- Налей, Алле, чаю. Возьмите блин.

Вот так и познакомились с мамой моего Юры. Она, простая женщина, работает уборщицей в магазине, что рядом с домом. Ну, не всем же работать завмагами.

Тоже молчаливая, осторожная.

- Что же вы так, скрытно-то живёте.

- Да, нам, зачем это всё. Я уже была замужем. Он пил. Мне такое не нравится. Я ушла. Сына похоронила. Думаю, что в гражданском браке можно будет жить.

- Нет, - ответила она, - Надо, чтобы вместе жили.

Пошли с Юрой подали заявление в ЗАГС. И вот 8 июля, регистрация.

На свадьбу пришли наши друзья с работы и мои. Родственники довольные, что у меня всё хорошо, тоже радуются предстоящим событиям.

- Папа, всё нормально будет. Не переживай.

И вот день свадьбы.

Вначале в ЗАГС, это вторник был. Затем в Тельму за тортом, и на работу. Встречайте нас. Весело отгуляли торжество. А позже родился сын – Антон. Богатырь – 4 кг.

Вот только чувствую я, что напряжение у нас какое-то между родственниками. Боятся они меня что ли. А я что, я простая, но уже привыкшая к деловой жизни. Не могу я с рабочими. Хоть и разговариваю с ними, а вот иногда чувствую, что чего-то не хватает мне.

Поработаешь с респектабельными людьми и чувствуешь себя с другим кругом общения не в своей тарелке. Вот тут также: он любит рок, а я всё классику. Вот и тянет меня к людям больше всего классическим.

Не могу уже с другими.

А жизнь своим чередом идёт. Отец с нами живёт. А куда ему идти. Дом ведь он сам строил. Его дом. Я, как дочь с семьёй живу здесь. Но хорошо нам.

- Я к Наде пошёл, - и отец вышел на улицу, застегнув чёрное пальто.

Он уже начал жить с женщиной после смерти мамы. Женщина чистая, хорошая, вежливая, простая. Всегда улыбается. Дома уютно. У самой две дочери.

- А что, Алла. Мне сойтись с нею.

- Да, лучше будет. Ведь одному жить тяжело. Сам видишь. Мы пока неплохо живём. Антошка растёт. А тебе тоже надо кого-то рядом. Мы ведь молодые. Не те взгляды. А она хорошая, не пьющая, не претендует ни на что. У самой всё есть. Да и ты будешь всегда рядом хоть с кем-то.

- Ладно. Я подумаю.

- Тяжело папа, сейчас одному. Ту ведь можешь спиться. Смотри, что ты делаешь. Опять яблочную взял. Бросать надо. Ни к чему тебе это. Маму ведь не вернёшь. А так сопьёшься и всё. Бросай пить. Ну, погоревал и будет. Мы же ведь с Русланом есть и внуки. Что тебе ещё надо.

- Смотри за Антошкой, мне стирать надо. А то я смотрю, тебя куда-то тянет что ли? Сиди дома. Потом пойдёшь.

Я вышла в огород. Антошки пелёнки стираю, солнце светит, яркое. Тепло, лето.

На верёвке пелёнки сушатся, ползунки. Полная видимость семейного счастья. Идиллия.

Как хорошо. Идиллия уже 23 года. Не ссоримся, не делим ничего. Дети растут и радуют нас и бабушку- Бабуню. Она, болеет. Лежит уже почти всегда. Но ведь и лет ей 77 уже. Весной 78 стукнет. Она всё такая же. Никого не пускает к себе. Видимо привыкла уже к такой жизни. Я порядки свои наводить не желаю. Мне вообще никогда не нравилось строить кому-то жизнь. Живёшь, так, как тебе хочется и это хорошо. Общаться с такими людьми проще. Вот и живём, не вмешиваясь в личные отношения, Галя сама по себе, Алик сам по себе. Встретимся когда, обсудим тему жизни, да и хорошо. Чего гулять-то?

- Алла, брат звонит, - Юра откуда-то из глубины кухни говорит мне.

2. Минуты слабости.

Иду из поликлиники – детской, где мне говорят, что у вашей дочери всё нормально, анализы хорошие.

Ну и хорошо, что всё хорошо. А как рожала? Сахарный диабет. Инсулин, давление. Кислород дали, чтобы легче было схватки переносить.

Родила, как выплюнула. А что там рожать–то. Вес 2700 кг рост 48 см.

- Девочка. Посмотри, какая красавица.

Акушерка показывает мне дочь, я счастлива. Всё-таки родила дочь. Так хотела иметь дочурку, да и сын ждал с папой сестрёнку и дочь. И вот, она – маленькая, наша кукла.

Её унесли и мне не давали три дня. Сказали в реанимации.

-У вас гипоксия плода началась, вот вам и вызвали преждевременные роды. Пока всё нормально, сахара у неё 1,5 ммолей. Чувствует нормально.

Лежу как дура, кругом детей кормят, а я одна, как будто она у меня мёртвая.

Через три дня:

-Готовьтесь к кормлению.

Дочь лежит, носик сопит. Чудо моё. А у меня температура. Не всё вышло. Воспаление.

Лежу на кресле. Укол поставили, усыпляющий. Я укатилась куда-то.

… Дверь открытая, мозг не работает, темно, всё падает в бездну. И я качусь куда-то. Вот меня везут по длинному коридору, вверху вижу лампы дневного освящения. Врачи склоняются надо мною. А я никого не слышу. Только что склоняются надо мною.

-Ну, что, проснулись? – мягкий голос вырвал меня из бездны.

Пришла в палату.

Все мочат. Я легла. Дочь принесли позже. Мне говорят, ты два часа отсутствовала. Спала.

- Антоша, тебе показать сестрёнку? – говорю я сыну через окно в коридоре и показываю Юлю.

Так пожелал назвать её Антон. Говорят, что брат должен называть сестру, если родится сестра после брата. Вот ему и понравилось имя Юля.

Она и вправду кудрявая. Волосы локонами спускаются по плечикам. Панамка жёлтая на голове, играет в песочнице.

Но сижу я дома, а мне что-то плохо. Ведь сахарный диабет. Мама - она умирала от такой же болезни. Лежит и смотрит на тебя, ну хоть ещё день, часок, прожить, боль в глазах. Как она хотела жить! Надо радоваться человеку, за то, что ему дали самое ценное – Жизнь! А она умела жить. Всегда молчаливая. Лишнего слова не скажет. Она смотрит, её Глаза…, такая печаль, тоска и жажда жизни,.. ночь во дворе. Снег падает вместе с вьюгой на дорогу. А мама не ест уже ничего. Ложку в рот с кашей возьмёт и всё, не могу больше. Ветер сильный, зима, 23 декабря. Я ушла на работу, а папа мне говорит, что мама умерла. Умерла в 5 утра. Мы и не знали ничего. Лежала тихая, какая была всегда.

Что-то нахлынуло на меня. Ни хочу болеть такой болезнью. Страшно. Ты гниёшь весь внутри, а так хочется жить. Вот день сегодня солнечный, в кроватке спит твоя долгожданная малютка. Ей уже пять месяцев. Вспомнила всё. Сына Рому, маму, отца. Как тяжело они умирали. Сын так и смотрит из дверей лифта Новосибирской больницы Имени академика Мешалкина.

Глаза его – маленького мальчика с белыми курчавыми волосами и карими глазами. Гордый и тоскливый. Он смотрит и его взгляд говорит: Мама, ты куда? А как же я?

Сжимает свою одежду в мешочке: колготки, рубашечки, а сам смотрит печально и вопросительно.

У меня всё сердце надрывается. Готово разорваться от его взгляда. Слёзы так и сыплются из глаз. Но стараюсь не показать своих слёз. Жду, когда лифт увезёт его от меня, и не думаю, что навсегда. Надежда, что мы приедем домой, в Усолье, с вылеченным сердцем. И он будет радоваться солнцу и цветам.

Пошла в гостиницу-общежитие. Устроилась в аптеку, чтобы время не терять. Как загипнотизированная хожу. Говорю, а может люди думают, что я не нормальная. Говорю с ними, а сама всё о сыне думаю. Он приходит ко мне, спокойный. Слушается воспитателя. Заболел воспалением лёгких. Я к нему. Папа приехал. Живёт в общежитии. К нам ходит.

Я вспомнила всё. Как страшно умирать так долго, мама или папа от порока митрального клапана. И решилась я на страшное дело. Говорят, что суицид вещь не слабых,

сильных людей. И что же я, значит сильная. Всё могу. Сижу в ванне, а в спальне, в коляске спит дочь. А я пью таблетки, не помню какие. А потом страшно стало, вдруг умру. Промыла желудок. Скорая приехала.

-Много выпила? – спрашивают.

А на меня чувства нашли все, воспоминания. Плохо мне.

Лежу. Все ругают. А мне всё равно. Ну, вырастите дочь.

Не хочу так страшно умирать. А дочь, как назло, красивая, с кудряшками, только и радоваться. Ну, зачем ей мои страдания. И вот живу я и иногда радуюсь, что живу, когда сахар в норме. Как надоели мне больницы, кто бы знал. Полежишь с трёх летнего возраста в них, так возненавидишь всё. Слабая я всё-таки. Я насмотрелась на маму и отца с сыном. А моим детям, зачем такие же страдания. Я ведь их для жизни рожала. А какой? Такой, какая сейчас она.

А сейчас, думаю, хорошо, что выжила тогда. Теперь и гордость за сына и за дочь восполняет все те чувства, которые были у меня тогда. И дочь училась хорошо, и сын. На олимпиадах участвовали всегда в школах. И теперь в институте. Вот и гордость моя за них. Сплошное счастье. И всё-таки, мне, кажется, что кто-то очень хочет моё счастье украсть, разрушить его. И минуты гордости и славы, за спектакли, которые радовали детей в детских садах. Всё теперь есть. И страх за счастье, моё, женское, чистое, без страшных минут.

06.11.2011 года.