ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ
Мой друг - старший сержант Вася Поляков вечером мне сообщил по секрету, что нас изъявил желание подбросить из части до железнодорожного вокзала наш командир взвода старший лейтенант Пеньковский. У него одного из младшего офицерского состава части была машина. Он этим гордился и каждый раз при случае всем рассказывал, как он собирал деньги на её покупку, с укоризной относился к тем офицерам, кто на службу приезжал на велосипеде, или приходил пешком. При этом Вася строго предупредил меня, чтобы я о предложение Пеньковского никому из ребят в роте не говорил, а подберёт нас Пеньковский за пределами части на одной из ближайших улиц города.
Утром мы, одетые по форме, ждали командира взвода в назначенном месте.
Долго ждать он нас не заставил. Мы положили дембельские чемоданы в багажник и с большим удовольствием расположились на заднем сиденье. Душа пела: дембель… мы ехали домой!
Дорога была хорошая, по обе стороны дороги мелькали хвойные и лиственные деревья. Когда проехали километров пять и поднялись на взгорок, то сзади к своему удивлению я увидел, возвышающийся над кронами деревьев, купол собора, который стоял в центре города, в котором более двух лет я нёс срочную службу.
Город был закрытый, кругом был густой девственный лес, мы из города во время службы никуда не выезжали, а потому о площади этого леса я не имел никакого представления. И тут только понял, насколько я ошибался, представляя окружающий нас лес непроходимой бесконечной тайгой.
На вокзале мы забрали чемоданы, расплатились с командиром и пошли к железнодорожным кассам. Я встал в очередь у кассы, Вася куда-то ушёл. Скоро он вернулся:
-Слышь, Пеньковский деньги требует!
- Мы же заплатили – удивился я.
– Так это за дорогу, а он просит и за бензин заплатить.
Делать нечего. Мы сложились и Вася отнес Пеньковскому деньги за бензин.
Скоро подошёл поезд, мы зашли в свой вагон, заняли свои места и счастливые расположились у окна. Радость так и светилась на наших лицах. По приказу командира части мы были отпущены для поступления в Новосибирский электротехнический институт.
У меня в Новосибирске была семья: мать, жена и двухлетний сын.
По дороге Вася уговорил меня заехать к его родителям, которые жили километрах в десяти от г. Шадринск. В Шадринске мы сошли с поезда и пешком пошли к его родителям. Дорога сначала, как и говорил раньше Вася, была асфальтовая, но чем дальше мы уходили от города, тем асфальт становился всё жиже и жиже. Хорошо, что мы были в армейских сапогах, да и во время службы протоптанных дорог никогда не искали, а большей частью передвигались по бездорожью.
Наконец показалась какая-то деревенька. Вася уверенно шёл к большому дому, на котором я прочитал вывеску «Столовая». Зашли в столовую. Вася впереди, я за ним. Так как мы были в форме, то на нас сразу же все обратили внимание.
Из группы молоденьких работниц столовой вдруг отделилась одна девушка и с протяжным криком: - Ва-ся-я-я! – бросилась к моему другу и повисла у него на шее. Я вспомнил, как во время службы Вася постоянно писал кому-то любовные письма. Наверно это она и есть. Когда она встала на ноги, то я по достоинству оценил выбор своего товарища: правильные черты лица, красивый стан, светящиеся радостью глаза!
Мы заняли свободный стол и нас быстро обслужили. Не знаю, как Васе, а мне была очень приятна такая забота. После сытного обеда мы пошли дальше.
Дорога бежала полем. И вдруг в этом поле, возле какого-то безбрежного водоёма я увидел хутор в два дома.
Дома окружал высокий дощатый забор. Мы подошли к высоким воротам и Вася уверенно постучал. Спустя некоторое время ворота широко распахнулись и я увидел небольшого роста, в выпущенной поверх штанов рубахе, босого мужичка. Он широко развёл руки, лицо его изобразило неподдельную радость, и он с возгласом: Васька!!! – кинулся навстречу моему другу. Я с грустью отметил про себя: у меня такой горячей встречи не будет, отец мой погиб в последний год войны где-то под Варшавой.
Быстро собралась родня. Накрыли стол. Было много выпивки и закуски. Выпивку я старался пропускать, ибо помнил, что я внепланово сошёл с поезда и ни дома, ни в части никто не знал об этом, билет был до Новосибирска. И один Бог знает, как будут развиваться события дальше.
После застолья Вася засобирался на встречу со своей девушкой, зачем-то пригласил меня. Встреча с девушкой состоялась в каком-то саду, периметр которого огораживала ограда из слег. Мне показалось, что это была другая девушка, не та, что так вкусно нас угостила обедом в столовой. Я не стал уточнять.
Втроём мы сели на ограду и стали весело беседовать. Вася сидел в середине и не смолкая рассказывал разные армейские истории. Девушка смеялась, весело ахала, а иногда что-то вставляла. Хотя я и мало выпил, но алкоголь действовал, и, не сдержавшись, я несколько раз вставил в рассказ Васи несколько удачных реплик. Я говорю удачных, ибо после них девушка особенно весело смеялась и с большим интересом посмотрела на меня. Вася это заметил и глянул на меня весьма сердито.
Мне приключения были ни к чему и я, вежливо распрощавшись, пошёл в дом. В доме меня радостно встретила его мать и показала на кровать, на которой мы должны были спать с другом. Я быстро разделся, лёг на кровать и блаженно утонул в перине. С непривычки было неудобно, но усталость и водка сделали своё дело: я покатился в бездонную пропасть и незаметно уснул.
Проснулся от страшного грохота и криков, которые неслись из первой комнаты. Крики были мужские и женские.
-Не тронь мать! – кричал знакомый мне голос Василия.
- Застрелю сукиного сына! – тонко кричал другой мужской голос. – На отца руку поднимать! Где ружьё?! За-стре-лю сукиного сына!
Проснувшись и абсолютно протрезвев, я не торопился бежать в первую комнату.
- Постыдитесь! Гостя разбудите, - послышался женский голос. И в этот момент дверь в горницу распахнулась и в проёме показалась мать Васи. Я пошевелил руками, дав понять ей, что не сплю. Заметив это, мать обратилась ко мне:
- Алёша, успокой ты их, поубивают друг друга родимцы.
Я не заставил себя упрашивать и, быстро одевшись, вышел в первую комнату. Отец и Василий стояли друг напротив друга, готовые продолжить схватку не на жизнь, а на смерть. Когда я вошёл, они повернули головы ко мне. Стараясь быть как можно спокойнее, я пристыдил их и посоветовал примириться. К моему удивлению, они оба со мной сразу согласились, извинились за беспокойство. Сказали, что инцидент исчерпан, и я могу идти спать. Мы ещё немного постояли молча, и я пошёл в горницу. Скоро пришёл и Василий. Он лёг рядом и быстро уснул.
Я уснуть не мог. В голове всё время звучал голос отца: - Убью сукиного сына! А вдруг он опять войдёт в ярость и решится на тяжкий грех. На кровати мы с Васей лежим двое и где пьяному отцу разбирать в темноте: где Вася, а где я. И кто знает, что я нахожусь в этой глуши. Не смыкая глаз, я ждал, когда же закончится эта буйная ночь. Ругал себя за то, что так необдуманно согласился на предложение Василия сойти с поезда.
Но всё когда-то кончается. Ночь прошла, и наступило утро. Проснулся Вася. Мы пошли на улицу, умылись холодной водой из колодца. Вода немного взбодрила. Мать накрыла стол. Мы втроём сели за стол. Отца не было. Завтракали молча. Водки не было.
Первые лучи солнца коснулись стола и в этот миг за моей спиной на улице раздался грохот. Я резко повернулся и посмотрел в окно. В палисаднике лежал отец, а на ногах его лежала калитка. Вероятно, он там и спал, а когда солнце пригрело, он потянулся и задел ногами калитку. Та с грохотом упала на него. На моих глазах он испуганный быстро вскочил на ноги, готовый к отражению атаки, но никто на него не нападал.
Несколько времени спустя отец, изрядно помятый и виноватый, появился в комнате. Молча сел за стол. Мать налила ему борща, нарезала хлеб. Сидели за столом молча. Поев, отец сказал Василию, чтоб мы собирались: он довезёт нас до вокзала; сам пошёл запрягать лошадь.
До Шадринска ехали молча. Только перед самим городом отец, поёрзав задом на ходке, осторожно заговорил:
- Мать наговорила на меня, что я денег не даю, а вот ты в чужой город учиться едешь, кто тебе помогать будет, где деньги взять?
Василий молчал, а когда уже расставались на вокзале, проронил: - Не обижай мать…
По прибытию в Новосибирск Вася сразу же направился в институт, и его поселили в студенческое общежитие. Меня радостно встретила семья, которая ютилась в пятнадцатиметровой комнате барака. В институте начались вступительные экзамены. Мы были подготовлены, а потому особых проблем не возникало.
Воодушевлённый благополучным ходом дел, Вася написал письмо в часть ребятам, которые остались служить до осени. В письме в подробностях описал и эпизод уезда из части. Среди «стариков» были и члены партии, которым не понравилось поведение старшего лейтенанта Пеньковского, и по их инициативе было собрано партийное собрание части. Собрание было бурным, Пеньковскому влепили очередное строгое взыскание.
Надо сказать, что по характеру Пеньковский был человеком неуравновешенным, вспыльчивым. Добро и зло в его поступках шли всегда рядом. Сам про себя он говорил, что если бы не армия, то сидеть бы ему за решёткой. А в армии у него постоянно чередовались моменты взлёта и падения. Если в этом году ему присваивали очередное воинское звание, то уже в следующем году этого звания его лишали. Создавалось впечатление, что и звание ему присваивали лишь для того, чтобы было чем наказать за очередной проступок.
Новые комментарии