Я мешаю всем работать,
отнимаю всех от дел.
На моём лице не копоть,
я, наверно, поседел.
И хожу, как пьяный ухарь,
хохочу над жизнью той.
А вокруг меня разруха,
а я лезу к ним с мечтой
оборванца в дни разбоя,
распродажи рубежей.
Не довольствуясь судьбою,
я иду из грабежей
по дороге ниоткуда,
по дороге в никуда,
на горбе звенит посуда,
надо мной горит звезда
освещает путь мятежный
и суровый запредел.
-------------------------------------------
В странном безумии страсти,
в лёгком испуге любви.
Следуют всюду напасти.
Вновь не поют соловьи
в яркой печали осенней
с тихим безмолвием мест,
голых беспечных растений,
сбросивших листья.
Окрест
тонет безмолвие леса
в грусти неведомых лет
памятью новых неверий,
вьюжных забвений лучей,
канувшей в Лету деревни...
Только журчащий ручей
лишь оглашает округу.
Странный без зависти дней
ходит безвестье недуга,
ржанья не слышно коней,
Своеволие безверья
на заснеженных полях.
Заскучавшая деревня,
появляется в стихах
неизвестного Поэта
грустной памяти в огне
беспокойного ответа
на заснеженном окне
в час рассветный перед бурей
с диким воем проводов,
рассупонившейся сбруей
серебристых холодов.
Их погонщики гнали, с досады
Плеть вгоняя под кожу с плеча,
Но плелось обреченное стадо,
Чуть копыта в пыли волоча.
А недавно у всех было имя,
Теплый хлев, и вода и еда,
А теперь их в опухшие вымя
Бьют нещадно в пути оводА.
Их мычанье, как стоны напрасно,
Их судьба решена все равно,
"Отбракована, точка, на мясо"-
Означает на коже тавро.
И брело обреченное стадо,
Обессиленно нюхая тьму,
За ворОта коровьего ада,
Где вода и еда ни к чему.
Утро бредит злым похмельем, в окна бьется со двора, то дождем, а то метелью,
а по лавкам детвора.. Малый босыми ногами, в цыпках, холодно ему, - семенит.Стучит зубами.., ведь в Сибири - не в Крыму. Что ему? Его сестренка - месяц отроду всего, в мокрых корчится пеленках, а из взрослых - никого. А из старших? Есть и старше - еще рано под венец,- девять лет сеструхе Маше, - им и мама и отец, - в погреб лезет за картошкой, топит старенькую печь..Врет соседская гармошка под гостей хмельную речь.
Был в своем селе проездом,
Тридцать лет здесь не бывал,-
Потому меня с оркестром
Тут никто и не встречал.
Но молва уже летела
По местам родной глуши,-
Баньку справили для тела
И сто граммов для души.
В ходе дружеской беседы,
В жизнь влюбившись после ста,
Я спросил:" А кто, соседи,
Там гуляет у моста?
Молодая, при параде,
Не представился, а жаль..
Было что-то в ее взгляде....
Сквозь меня, куда-то в даль.
А красивая, до дрожи...
Эх, вот был бы молодым!.."
В густых кустах сирени белой,
В деревне позабытой и глухой,
Я помню домик старый дедов,
Там прадед жил с своёй семьёй.
Дом не большой -
Две комнаты и печка.
Полати высились в углу,
Иконку старую и свечку…
Всё это было! Я это помню!
И бабушку с ухваткою в руках,
И вкусную печёную картошку,
И деда строгого с ремнём в размах.
Я помню всё! Как это было!
Домик и сей час стоит,
Но только люди там чужие -
Порядки завели они свои.
Новые комментарии